– То-то и оно, – обеспокоенно говорит Деклан.

– «В воздушном пространстве я вечно рождаюсь… – декламирует Лорелея, когда мы проходим мимо ржавеющей электроподстанции, – и вновь умираю в дожде. Я в почве скрываюсь, я с морем сливаюсь, но смерть побеждаю везде».

Непонятно, почему мистер Мурнейн выбрал именно «Облако». После Помрачения в Килкрэнноге много сирот, не только Лорелея и Рафик.

– Ой, ба, я снова это место забыла!

– «Когда после бури…»

– А, вспомнила! «Когда после бури в небесных пустынях исчезла последняя тень и выпуклый склеп из лучей ярко-синих… м-м-м… воздвиг мне сияющий день…»

Я невольно гляжу в небо. Воображение рисует в синеве крошечный сверкающий самолет. Не игрушечный беспилотник – хотя и его появление удивительно, – а настоящий авиалайнер, за которым нитью тянется инверсионный след, расплываясь тающими клочьями ваты. Когда я в последний раз видела самолет? Года два назад. Рафик, как безумный, примчался в дом, будто случилось что-то ужасное, схватил меня за руку и потащил на улицу, тыча пальцем в небо: «Смотри, смотри!»

На дорогу выбегает крыса, останавливается, глядит на нас.

– Что значит «выпуклый»? – спрашивает Рафик, подбирая с земли камень.

– Такой, который торчит наружу, – поясняет Лорелея. – Выпирает.

– Значит, у Деклана живот выпуклый?

– Гм, уже не очень… Не отвлекай Лол от мистера Шелли, – говорю я.

– От мистера? – изумленно переспрашивает Рафик. – Шелли – девчачье имя.

– Это фамилия, – говорит Лорелея. – Его звали Перси Биши Шелли.

– Перси? Биши? О чем его мама с папой думали? Вот его в школе точно дразнили!

Рафик швыряет камень в крысу, но промахивается, и крыса шмыгает в кусты. Еще совсем недавно я запретила бы ему пулять по всякой живности, но с появлением крысиного гриппа правила переменились.

– Продолжай, Лол, – говорю я.

– А я уже почти закончила. «Со смехом покинув пустую гробницу, в убежище скроюсь свое, и вдруг, словно узник, разбивший темницу, встаю, чтоб разрушить ее».

– Великолепно, – говорю я. – У твоего отца тоже была прекрасная память.

Рафик срывает цветок фуксии, высасывает капельку нектара. Иногда мне кажется, что не стоит упоминать об Эрваре в присутствии Рафика. Отца мальчика я никогда не видела. Рафик безмятежно продолжает расспросы:

– А что такое склеп, Холли?

– Гробница, – говорю я.

– Гробница – это для мертвых?

– Да.

– Я тоже не понимала этого стихотворения, пока Мо все не разъяснила, – говорит Лорелея. – Оно о рождении и возрождении и о круговороте воды в природе. Когда идет дождь, облако расходует себя и вроде как умирает, а ветер и солнце возводят склеп из лучей ярко-синих, то есть небо, гробницу для умершего облака. А дождь, который был облаком, проливается в море, испаряется и превращается в новое облако, которое со смехом покидает пустую гробницу, потому что теперь оно возродилось. И снова встает из своего убежища, то есть поднимается в небо. Ясно?

Заросли дрока пахнут ванилью и переливаются птичьими трелями.

– А мы читаем про волшебного дракона Пыха, – говорит Рафик.

У ворот школы Рафик кричит мне «Пока!» и бросается к стайке мальчишек, которые, раскинув руки, изображают дронов. Надо бы напомнить ему, чтобы он поосторожнее обращался с инсулиновым дозатором, но я молчу: он и так знает, что у нас всего один в запасе, да и ни к чему смущать мальчика перед друзьями.

– До скорого, ба. Ты там осторожней, на рынке, – говорит Лорелея, как взрослая ребенку, и направляется к своим подружкам у входа в школу.

Том Мурнейн, заместитель директора, подходит ко мне:

– Холли, я как раз хотел с вами поговорить. Может быть, Лорелея и Рафик начнут посещать уроки Закона Божьего? С сегодняшнего дня их ведет отец Брейди, наш новый священник.

– Нет, Том, мои как-нибудь обойдутся, если вы не возражаете.

– Ничего страшного. Таких, как ваши, у нас еще человек восемь. Вместо Библии они будут изучать строение Солнечной системы.

– А Земля будет вращаться вокруг Солнца или наоборот?

Том оценивает шутку:

– Без комментариев. Как там Мо?

– Спасибо, лучше. Хорошо, что напомнили, а то у меня… – Я осекаюсь, проглатываю привычное «память как решето», потому что теперь это уже не смешно. – Она просила передать, что в понедельник Кэхилл О’Салливан подвезет ее в Килкрэнног, так что она готова провести занятия по естествознанию.

– Было бы здорово, но скажите ей, что особой спешки нет. Пусть побережет лодыжку. – Дребезжит школьный звонок. – Ну все, мне пора! – Том уходит.

Оборачиваюсь и вижу, как Мартин Уолш, мэр Килкрэннога, прощается с дочерью, Рошин. Мартин, розовощекий толстяк со щеточкой седых волос, похож на Деда Мороза, ставшего вышибалой в ночном клубе. Раньше Мартин был гладко выбрит, но одноразовые лезвия исчезли из пайков полтора года назад, и почти все мужчины на полуострове теперь обросли бородами.

– Холли! Как у вас дела?

– Не жалуюсь, Мартин. А вот Хинкли-Пойнт меня тревожит.

– Ох, не надо об этом… От вашего брата есть вести?

– Нет. Я пытаюсь с ним связаться, но интернета либо нет, либо Сеть отключается через пару секунд. Так что мы уже вторую неделю не общаемся, с тех пор как уровень опасности повысили до оранжевого. Брендан живет в охраняемом коттеджном поселке под Бристолем, который теперь совсем рядом с запретной зоной, а против радиации никакая охрана не помогает. Ну, тут уж ничего не поделаешь, – произношу я привычную старушечью мантру; почти у всех моих знакомых родные и близкие обитают в опасных регионах, с которыми нет связи, так что выражать беспокойство вслух считается дурным тоном. – А ваша Рошин поправилась, как я погляжу. Значит, у нее все-таки был не паротит?

– Нет, слава богу, просто гланды застудила. У доктора Кумар даже какое-то лекарство нашлось. А как там наш киберневролог?

– Поправляется. Сегодня уже вышла белье развесить.

– Отлично! Обязательно передайте ей от меня привет.

– Конечно передам. Кстати, Мартин, я хотела с вами поговорить…

– Да, пожалуйста. – И он, поддерживая меня под локоток, склоняется поближе, будто это не я, а он немного глуховат, – так обычно ведут себя лица на выборных должностях, общаясь с дряхлыми старушками за неделю до выборов в местечке с тремя сотнями избирателей.

– Будет ли Оплот распределять уголь на зиму?

На лице у Мартина написано: «Да кто ж его знает».

– Если привезут, значит будет, – говорит он. – Только они там, в Дублине, похоже, считают, что мы здесь, в Зоне Кордона, жируем у себя на земле и помощь нам без надобности. Мой кузен из Рингаскидди сказал, что на прошлой неделе в порту пришвартовался сухогруз с углем из Польши, только теперь надо отыскать горючее, чтобы грузовики могли этот уголь развезти.