С бьющимся сердцем Седэн вошел в селение.

Все получилось как надо: он появился в каких-нибудь сотнях шагов от лесной опушки. Здесь, в Дезриеле, никто не додумается его искать, по крайней мере, если Тенвар не проговорится, а он был вполне уверен, что сожженный палец заставит того держать язык за зубами.

Воды обновления действовали быстро: дни юности в стране Сияния уже подернулись туманом. Он предвидел, что примерно через час уйдут все воспоминания – но исчезать они, как он знал из проведенных опытов, должны по порядку. Это к лучшему. Чтобы знать, что и зачем он делает, достаточно памяти последних лет.

Заметив, что крепко сжимает рукоять меча, Седэн перевел дыхание, заставил себя разжать пальцы и свободно опустить руку. Он не желал того, что ему предстояло сделать, но, тщательно обдумав другие пути, смирился с тем, что это единственный способ. Тамошним Поклонникам известны все его лица, а если его опознают раньше времени, все будет напрасно.

Кое-кто поглядывал на проходящего парня, но даже в такой дали от большого города к путникам привыкли. То, как он выглядит, не имело большого значения. Он подумывал выбрать более уединенное место – может быть, дом на выселках, но этот вариант был слишком ненадежен. Он рисковал лишиться памяти прежде, чем найдет замену.

Побродив без цели минуту или две, он заметил юношу, шагавшего к тихому домику с дерновой крышей, – жилище стояло чуть поодаль от других. Убедившись, что никто не смотрит в их сторону, он поспешил к парню. Почти мальчишка – отметил он с неожиданно острой жалостью – рыжеватые волосы, голубые глаза и легкая улыбка. Крестьянский сын, надо думать. Здесь других и не встретишь.

– Прости, – вежливо обратился к нему Седэн, – я немного заблудился. Нет ли у тебя карты здешних мест?

Он не надеялся на утвердительный ответ, но сейчас годился любой предлог.

Парнишка покачал головой и кивнул на дверь своего дома.

– Прости, друг, карт у нас нет, но ты заходи, я постараюсь объяснить дорогу.

– Спасибо тебе, – кивнул Седэн. Он не позволил себе измениться в лице, но под ложечкой что-то перевернулось. Паренек был так доверчив.

Вскоре они вошли внутрь, и дверь за ними захлопнулась.

– Ну, вот, – заговорил парень, указывая на рубленный топором стол, – если мне…

Длинный узкий клинок Седэна вошел ему в горло чуть сбоку и проткнул мозг. Парень был уже мертв, когда упал на пол.

Седэн проверил свои воспоминания. Они начинались теперь с осады Ал’гаста – слишком недавно, совсем незадолго до того, как он узнал о бегстве даресийцев. Он взялся за дело, запечатлел лицо юноши и принялся рубить его. Тошнотворное занятие, но тело не должны опознать. Еще не закончив страшного труда, он сосредоточился, представил себе убитого. Острая боль пронзила тело: кости ломались, меняя форму, рвались, сжимались и растягивались мышцы. Скрипя зубами, Седэн продолжал свое дело. Он давно привык к таким преображениям.

Через минуту все кончилось. Теперь осталось избавиться от тела и…

– Седэн? – весело окликнул женский голос из-за двери. – Ты где, сынок?

У него упало сердце. Не успеть, тела не вынести. Он окаменел, затаился, молясь про себя, чтобы женщина раздумала заходить.

Пронзительный вопль разбил все надежды.

– Седэн! – вопила женщина, переводя обезумевший взгляд с него на изуродованное тело. – Ты что же наделал?

Седэн встал. Клинок метнулся вперед, пронзил горло женщины, оборвав ее крики. Она забулькала горлом, уставившись на того, кого считала сыном. В ее глазах стыло ужасающее недоумение. Седэн отвернулся. Она видела его в этом облике, видела, чем он занимается. Нельзя было оставить ее в живых.

Больше он ничего сделать не успел: снаружи закричали, дверь дома распахнули пинком. На секунду закрыв глаза, он глубоко вздохнул.

Убеждая себя, что ничего страшного не случилось. Закончив, он подсчитал. Тридцать один убитый:

семнадцать мужчин, девять женщин и пятеро детей, сбежавшихся на крики. Он подозревал, что это почти вся деревня.

Он угрюмо разглядывал трупы. Все произошло слишком быстро, а тающие одно за другим воспоминания мешали сосредоточиться. Можно ли было найти другой выход? Прибегать к управлению не годилось – Аларис бы обнаружил его в считаные минуты. Бежать – значило бы оставить свидетелей, что привело бы к быстрому плену, короткому суду и бесполезной казни. Хотя сообщение между Дезриелем и Талан Голом до сих пор было ненадежное, такая новость непременно дошла бы до илшара.

Нет. Так его, может быть, тоже схватят, заподозрят, но доказательств у них не будет. Тоже небезопасно, но те, кто имеет для него значение, ничего не узнают. Он, как делал не раз и не два, закрыл свое сердце перед чувством вины. Он выбрал лучший выход из плохого положения. Сделал то, что нужно и необходимо.

Он коснулся ладонью каждого из неостывших еще трупов, потом тщательно обезобразил все. Их смерть не должна пропасть втуне. Пусть у него не сохранится явственной памяти, но их оттиски останутся с ним, и каждый рано или поздно подарит ему новый, неузнаваемый облик – тело, позволяющее свободно покидать Талан Гол. Он этого не задумывал, но, раз уж случилось, нельзя упускать возможность.

Проверив воспоминания, он с изумлением понял, что самое раннее относится к разговору с Атой. Всего-навсего сотню лет назад, незадолго до того, как он окончательно отринул имя Ааркайна Девэда, обдумал ошибки и вступил на путь, приведший его сюда. Он знал, что ненавидит свои деяния, ненавидит то, чем он стал под именем Ааркайна Девэда, но подробности уже потускнели. Странное дело: он понял, что они больше не важны. Вскоре он навсегда освободится от них.