бескрайний океан, в глубинахкоторого бесследно канули небесные светила, даже невесомые пылинки звёзд отсутствовали на его незамутнённой глади. Внизу – стада облаков, парящих над пёстрым лоскутным одеялом, наспех смётанным неровнымизигзагами серо-голубых нитей. Мир лежал у ног троих.

«Вот, мы добрались, – отдышавшись, произнёс птицелов. – Для достигших этой точки обратного пути уже не существует. И места здесь хватит только для одного». Ангел и Ядгар молчали. «Сейчас мы примем решение – все вместе, – продолжил старик. – И давайте не будем тянуть!»

У Ядгара похолодело сердце и ослабли ноги – но отнюдь не из-за слов старика: перед ними, повиснув прямо в воздухе, сгустилась бесцветная тень. Смерть – это была она! И десница её медленно поднималась…

***

Широкое кольцо скал целилось щербатыми остриями в усеянное звёздами небо, будто голодный великан, раскрыв свой огромный зев, намеревался вырвать солидный кусок из сверкающего драгоценными кристаллами полотна. В центре зубастого кольца, в самой глотке великана, заходился хриплым смехом тощий старик в нелепом тюрбане, и факел в его руке сотрясался, бросая неровные отсветы на массивный валун, испещрённый неразборчивыми знаками, и настоящего тут же здоровенного угрюмого бородача дикого вида в накидке из козьих шкур…

Заснул ли Максуд? Сон посетил его или это память прорвала сбивающее с толку марево сумбурных, быстротечных видений, которыми бывает переполнено зависшее между явью и сном сознание человека? Максуду даже в голову не пришло сомневаться в правдивости образа – настолько ясно он видел эту картину, более того – присутствовал в увиденном всем своим существом! И всё его существо было поражено осознанием полной реальности происходящего!

Старик говорил что-то, и морщины гуляли на смуглом лице, как на горячем молоке пенка, а синюшные губы казались парой червяков, извивающихся на сушёной сливе. За спиной его – не дающее света пламя! – в такт словам колыхалась тень. Старик глядел в сторону гиганта-бородача, однако обращался вовсе не к нему: чьи-то пальцы – белые, отчётливо различимые в темноте – сжимались и разжимались под грязным сапогом дикаря, ломая ногти о щебень. Бородач усердновдавливал запястье в камни, но рука не сдавалась, что заставляло его хмуриться ещё сильнее.

– Ну, довольно забав, Малик, – проскрипел старик, и тень за его спиной сжалась, словно руки невидимого скульптора обмяли кусок призрачной глины, вдавив его в границы человеческого тела. – Освободи наше сокровище.

Дикарь глянул на старика с сомнением, однаковыполнил приказ: поднатужившись, без особого труда отвалил массивную глыбу, под краем которой оказался неширокий тёмный провал – по всей видимости, устье пещеры. Валун замер торчком, аМалик остался стоять рядом, придерживая и не позволяя занять камню более устойчивое положение.

– Даже не думай дёрнуться! – угрожающе прошипел старик. – Не то Малик снова повалит камень – в этот раз прямо тебе на голову!

Вряд ли светловолосая девушка, объект стариковых угроз,способна была к сопротивлению: её ноги ниже колен были залиты кровью, а из открытой раны в лодыжке и вовсе торчала сломанная кость. Кровь стекала по искалеченным ногам, исчезала меж камней…

– Ты совершил большую ошибку, маг! – проговорила раненая. – Ты и тот, кто в тебе! Того, другого, нет смысла увещевать, но ты, человек, не совершай ещё большую!

Она старалась говорить спокойно и уверенно, но было заметно, что каждое движение, каждый вздох, каждое слово причиняли ей сильную боль.

Максуду стало не по себе, однако он глядел и глядел на бледное, точно наполненное светом отгорающей свечи, лицо в обрамлении золотистых волос, узнавая как будто, но не в состоянии полностью охватить сознанием едва озарённый щемящим чувством давней потери пласт памяти.

Лицо девушки засветилось сильнее, и вроде бы лепестки цветка стали проявляться вокруг него, заслоняя собой окружённую скалами впадину с замершими в центре валуном, звероподобным Маликом и тощим стариком-магом. Цветок распускался, едва заметно вращаясь, и Максуд почувствовал, что теряет опору, что вот-вот начнёт проваливаться куда-то.

В какой-то момент Максуд понял, что если не остановить это вращение, то его неминуемо вынесет из видения, врата памяти закроются и он снова упустит нечто важное, что пытался вернуть так долго и с таким трудом. Он едва не запаниковал, но… «Укусить небо? Смешно!» – скрипучий голос старика вновь оцарапал слух. Иухватившись за этот ранящий мелкими тупыми зубьями заржавелой столярной пилызвук, Максуд с усилием потянул себя обратно, к освещённому факелом валуну.

– Я не идиот, – продолжал скрипеть старик. – Не нужно мне твоё небо. И тот, кто когда-то пытался потеснить мой разум, мне не указ!

Приэтих словах он вдруг вспыхнул бессветной свечой, объятый собственной тенью, словно та пыталась оторваться от задрожавшего в призрачных полыханиях тела. Оскалившись, старик выдохнул с шипением воздух, и тень убралась.

– Я прекрасно осознаю, кто я и каково моё место, – справившись с одышкой, продолжил маг. – Но, в отличие от моих сородичей и моего… – глаз его дёрнулся, – советника, я не питаю на этот счёт никаких иллюзий, что даёт мне способность видеть вещи такими, какие они есть, и действовать самым эффективным образом. А червяк я или человек – невелика разница, если корень всего – ошибка. Все мы – ошибки, а требовать от ошибки – не совершать ошибок?! Ха-ха! Я думал, ты умнее! Впрочем, не ум твой меня интересует…

Старик презрительно скривил губы и повернулся к дикарю.

– Малик!

– Не смей! Не смей даже пальцем!..

Максуд понял, что это из него раздался голос, заставив старика-мага обернуться. Всё это время цеплявшийся за камни в тёмном устье пещеры возле валуна некто, чьими глазами сейчас смотрел Максуд, рванулся, попытавшисьвыбраться, но бородатый дикарь одним прыжком оказался рядом и ногой с силой впихнул несостоявшегося беглецаобратно. Максуд и тот, кем он был в этом видении, оба взвыли от боли. Дикарь же метнулся назад к валуну, едва успев придержать начавший крениться камень.

– О! Как же я мог забыть о нашем помощнике? – глумливо разулыбался старик. – Если, конечно, правильно называть помощником – червяка, насаженного на крючок. А-а-х… – махнул он костлявой лапкой, – червячком больше, червячком меньше… Честно говоря, я склонен был думать, что ты привираешь, – сомневался до последнего… ну, насчёт того, что ангел оберегает тебя. А вот, гляди, ангелочек и вправду прилетел, вытащил! Да какой хорошенький ангелочек! Вот так-то, червячок-ученичок… Зря ты, кстати, отверг моё предложение стать учеником. Что ж – твой выбор…

– Ну, давай, убей меня! Чего тянуть!

Максуд слышал голос старика-мага и голос, отвечавший ему, – свой собственный! – и уже ни капли не сомневался в том, что память наконец-то уступила и открыла ему свои тайные схроны.

– Зачем же убивать? – усмехнулся старик. – Нам ведь ещё надо вытащить