Я пространно промычала в ответ. У меня с самого начала были сомнения насчет этого союза, и, похоже, они оказались верными.

— Может… есть кто-то другой? — спросила я осторожно.

Манфред медленно покачал головой, я услышала, как он тяжело сглотнул.

— Нет, мэм, — ответил он тихо.

— Ты уверен?

— Да, мэм. — Парень сделал глубокий вдох. — То есть… был другой человек. Но теперь с этим покончено.

Его слова привели меня в замешательство. Если он решил оставить другую девушку — из страха перед матерью или по другой причине, — то что мешало ему жениться на Лиззи?

— Та, другая девушка… она, случаем, не из Хиллсборо? — Кое-что прояснялось. Когда я встретила Манфреда с семьей на собрании, его сестры обменялись понимающими взглядами, когда речь зашла о его поездках в Хиллсборо. Они уже тогда обо всем знали, даже если Уте была не в курсе.

— Да. Поэтому я поехал в Хиллсборо… То есть я должен был поехать из-за… эмм… Но я хотел увидеть… Миру… чтобы сказать, что я скоро женюсь на мисс Уэмисс и поэтому больше не могу ее навещать.

— Мира. — Что ж, по меньшей мере, у нее было имя. Я откинулась назад, задумчиво постукивая башмаком по земле. — Ты хотел ее увидеть. Значит, в итоге этого не произошло?

Он снова покачал головой, и я увидела, как на его пыльные домотканые штаны упала слеза.

— Нет, мэм, — сказал он задушенным голосом. — Я не мог, она умерла.

— Боже, — отозвалась я тихо. — Мне так жаль. — Слезы падали ему на колени, оставляя следы на материи, плечи тряслись, но он не издал ни звука.

Я обняла его, крепко прижав к своему плечу. Его волосы были мягкими и упругими, кожа горела там, где его висок прижимался к моей шее. Я чувствовала беспомощность — он был слишком взрослым, чтобы его могли утешить прикосновения, и, наверное, слишком юным, чтобы прислушаться к словам. Я ничем не могла помочь ему, кроме как обнять. Он обхватил меня за талию и сидел так еще несколько минут после того, как его слезы иссякли. Я продолжала прижимать его к себе, тихонько похлопывая по спине, и одновременно наблюдала за дрожащей на ветру виноградной лозой, обвивающей изгородь, — не идет ли кто-нибудь в сторону моего сада. В конце концов Манфред вздохнул, отпустил меня и выпрямился. Я пошарила в карманах в поисках носового платка и, не найдя его, стянула с себя фартук и отдала его парню, чтобы он мог вытереть лицо.

— Тебе необязательно жениться прямо сейчас, — сказала я, когда он снова овладел собой. — Будет правильней повременить немного, пока… затянутся раны. Мы можем найти какой-нибудь предлог, чтобы отложить свадьбу. Я поговорю с Джейми…

Но он замотал головой, слезы уступили место решимости.

— Нет, мэм, — сказал он тихо, но отчетливо. — Я не могу.

— Почему?

— Мира была шлюхой, мэм. Она умерла от французской болезни.

Он посмотрел на меня, и за глубокой печалью я увидела в его глазах ужас.

— Думаю, я заразился.

* * *

— Ты уверена? — Джейми опустил на землю копыто, которое обтачивал, и холодно посмотрел на Манфреда.

— Я уверена, — кисло ответила я. — Я заставила Манфреда продемонстрировать мне доказательства.

На самом деле я даже взяла с язв соскоб, чтобы проверить все под микроскопом. После этого я сразу привела его к Джейми, едва дождавшись, пока он застегнет штаны.

Джейми пристально смотрел на Манфреда, явно раздумывая, что именно сказать. Манфред, красный как рак от признания и последующего осмотра, не в силах выдержать этот василисков взгляд, опустил глаза вниз, на лежащий на земле обрез копыта, который напоминал полумесяц.

— Мне очень жаль, сэр, — бормотал он. — Я… Я не хотел.

— Надо полагать, вряд ли кто такого хочет, — ответил Джейми. Он глубоко вздохнул и издал утробный рычащий звук, от которого Манфред сжался и попытался втянуть голову в плечи, пытаясь спрятаться в собственной одежде, как если бы внезапно превратился в черепаху.

— Но он поступил правильно, — заметила я, пытаясь как-то сгладить ситуацию. — Я имею в виду сейчас — он сказал правду.

Джейми фыркнул.

— Ну, он не стал бы заражать крошку Лиззи, так? Это было бы куда хуже, чем просто связаться со шлюхой.

— Думаю, иные мужчины предпочли бы молчать о таком, надеясь на авось.

— Да, иные бы так и поступили. — Джейми сузил глаза, глядя на Манфреда, явно ища доказательств тому, что последний мог вполне подойти под описание такого злодея.

Гидеон, которому не нравилось, когда занимались его копытами, и который по этой причине был не в духе, тяжело переступил ногами, чуть не наступив на Джейми. Жеребец дернул головой и издал глубокий рокочущий звук, который отдаленно напоминал недавний рык Джейми.

— Ну что ж. — Джейми отвел взгляд от Манфреда и схватил Гидеона под уздцы. — Отведи его домой, саксоночка. Я закончу здесь и вернусь с Джозефом, тогда решим, как быть дальше.

— Ладно. — Я замялась, сомневаясь, стоит ли заводить разговор в присутствии Манфреда. Я не хотела слишком его обнадеживать, пока не взгляну на соскоб под микроскопом. Спирохеты сифилиса сложно спутать с чем-то другим, но у меня не было маркера, который позволил бы разглядеть их в простой оптический микроскоп, какой был у меня. И хотя у меня были основания думать, что мой домашний пенициллин справится с инфекцией, я не смогу узнать этого наверняка, если не увижу, что спирохеты исчезли из крови. Я ограничила себя фразой:

— Имей в виду, у меня есть пенициллин.

— Я это прекрасно знаю, саксоночка. — Джейми метнул мрачный взгляд с Манфреда на меня. Я дважды спасала ему жизнь с помощью пенициллина, но процесс его не очень воодушевлял. По-шотландски хмыкнув, он снова поднял огромное копыто Гидеона, давая понять, что разговор окончен.

Манфред выглядел ошарашенным и по дороге домой не проронил ни слова. В дверях хирургической он замешкался, тревожно разглядывая ее содержимое, — от сияющего микроскопа к открытому ящику с хирургическими инструментами, а затем в сторону стоящих рядком накрытых чаш, в которых я выращивала колонии пенициллина.

— Входи, — сказала я, но была вынуждена развернуться и потянуть его за рукав, прежде чем он переступил порог. До меня дошло, что прежде он не бывал в хирургической: до дома Макгилливреев отсюда было добрых пять миль, и фрау Макгилливрей сама отлично справлялась с легкими недугами в своей семье.

В настоящий момент я не испытывала особенного сочувствия к Манфреду, но дала ему табурет и спросила, не хочет ли он чашечку кофе. Я подумала, что,