– Ты с Гасконью торговал?

– Да. Хотелось бы продолжить.

– Нет, не выйдет, – помотал головой торговец.

– Да, Тальботу не удалось Бордо удержать, но гасконцам английское владычество по нраву. Кто знает, может, мы еще вернем Анг лии французскую корону.

– Этого еще не хватало, – заметил Уилсон, рассеянно накалывая на вилку еще кусок мяса. – Тогда у короля слишком много власти будет.

Подобных взглядов в то время придерживались многие, особенно купцы и торговцы, которые не желали усиления королевской власти.

– Так что с Гасконью покончено, – заявил Уилсон, всем своим видом показывая, что более об этом говорить не собирается.

Годфри перешел к описанию своих пресловутых связей, упомянул епископа, королевский дом и парламентское представительство для сына. Уилсон оттолкнул от себя тарелку, откинулся на спинку кресла и, с насмешливым изумлением глядя на Евстахия, медленно произнес:

– Такие связи больших денег стоят.

Годфри согласно кивнул.

– Деньги у меня есть, – неторопливо продолжил Уилсон. – А вот таких связей нет.

Бедняга Годфри совершенно не заметил едкой насмешки, скрытой в словах торговца; об обширных связях Уилсона он не подозревал, а если бы и догадывался, то все равно не понял бы их значения. Джон Уилсон тесно сотрудничал с крупнейшими торговыми домами Лондона и вместе с компаньонами владел флотилией двухмачтовых торговых кораблей, которые регулярно уходили в плавание из Бристоля в Испанию и Португалию. После того как рынок сбыта шерсти в Винчестере пришел в упадок, Роберт занялся перевозкой огромных партий всевозможных товаров, особенно солсберийского сукна, через порт Саутгемптона, откуда итальянские корабли уходили во Фландрию. Туда же, в Саутгемптон, привозили шелк и бархат, заморские пряности, перец, корицу, имбирь и даже апельсины из Средиземноморья. Роберт Уилсон выгодно скупал товары и отправлял их отцу в Сарум. Выход на южные рынки сбыта приносил Уилсонам огромный доход, но об этом Годфри ничего не знал, а потому решил, что произвел на торговца неотразимое впечатление.

– Так вот, подходящую жену для Оливера я уже подыскал, а теперь предлагаю вашему Роберту жениться на Изабелле, дабы заключить достойный союз, выгодный обеим нашим семьям, – проникновенно изрек Годфри, считая, что подобный намек со стороны дворянина должен польстить Уилсону, низкородному торговцу.

Сухощавый, жилистый мужчина в кресле за столом по-прежнему молчал.

«А как же Роберт? – подумал Годфри. – Наверняка ему мое предложение по нраву пришлось».

Роберт и впрямь всем походил на отца – и телосложением, и подозрительностью, и близко посаженными карими глазами; впрочем, лицо его было чуть шире. Волосы его, остриженные вкруг над ушами, шапкой прикрывали макушку, щеки были чисто выбриты. Он неподвижно стоял в углу, ничем не выдавая своих мыслей.

Роберту Уилсону недавно минул двадцать один год, но выглядел он вдвое старше, напускал на себя суровость, а говорил мало и редко. Он с самого детства держался особняком, с соседскими детьми не играл и друзьями не обзавелся. Евстахий Годфри неожиданно сообразил, что знает о Роберте очень немного: по слухам, он человек смышленый, предприимчивый и – самое главное! – унаследует от отца громадное состояние.

Молчание затягивалось. Под пристальными взглядами Уилсонов Годфри сделалось неловко. Может, не стоило затевать этот разговор? Нет, времена меняются, Изабелле нужен богатый муж, так что лучше Роберта жениха не сыскать.

Наконец Годфри не выдержал и, превозмогая раздражение, обратился к Роберту:

– Ну, как тебе мое предложение?

Роберт вышел из тени и вопросительно посмотрел на отца.

Джон Уилсон неторопливо положил вилку на столешницу, отодвинул тарелку, оперся локтями о стол и негромко заговорил. Годфри напряженно подался вперед, чтобы лучше слышать.

– Когда солсберийские торговцы ссудили деньги королю в обмен на право собирать торговые пошлины в Саутгемптоне, епископ Винчестерский эти пошлины присвоил, и мы остались с носом. Мне такие друзья ни к чему, – заявил Уилсон.

Подобные слухи доходили до Годфри, однако он именовал их гнусным поклепом – высокородный господин до такого не унизится.

– Епископ был советником короля… – нерешительно напомнил Евстахий.

– Парламент… – презрительно оборвал его Уилсон, сплевывая на пол виноградную косточку. – Толку от него никакого, представители заседают-заседают да налоги в королевскую казну гребут, будто у короля других источников дохода нет. Плевал я на короля, на советников его, да и на парламент тоже.

Годфри обомлел.

– А епископ Солсберийский и вовсе болван, – все так же негромко продолжал Уилсон. – Слуг своих распустил, носятся по городу, драки затевают да чужих кур режут.

Действительно, два года назад епископские сборщики податей спьяну залезли в чей-то огород и гоняли кур, размахивая мечами.

– Давно пора их всех выгнать из города, и дело с концом, – заключил торговец.

Подобных речей от него прежде никто не слыхал, однако с ними согласились бы и Джон Холл, и Уильям Суэйн, и все остальные купцы. Евстахий Годфри поразился злобе, звучавшей в негромком голосе Уилсона, хотя объяснялась она очень просто: вот уже несколько столетий Уилсоны противились власти феодалов и презирали своих господ, а Годфри неосмотрительно напомнил торговцу о своем так называемом благородстве и высоком положении.

– Мой отец рожден вилланом, сам я выбился в торговцы, так что ваши епископы да бароны нам ни к чему, пусть себе друг друга убивают, вот как в прошлом году, в Сент-Олбансе. Да, а сыну моему бесприданница твоя не нужна, – прошипел Уилсон, обеими руками придвинул к себе тарелку и ткнул вилкой в очередной кусок мяса.

Роберт, по-прежнему не произнося ни слова и не двигаясь с места, с презрительной жалостью глядел на Годфри.

Евстахий, вне себя от гнева, встал и неуверенными шагами двинулся к выходу.

Спустя полчаса, немного успокоившись, он отправился к мяснику Кертису – о подходящей жене для Оливера забывать не следовало.

– Она единственная дочь, наследница, да и хорошенькая, – объяснял Годфри сыну.

В девять часов вечера Евстахий Годфри встретился с мясником и, памятуя о недавнем унижении, объяснился просто и немногословно, хотя и упирал на блестящее будущее сына. Мясник принял Годфри почтительно, польщенный интересом высокородного господина к дочери.

– В средствах мы стеснены, – без обиняков заявил Годфри.

– Ничего страшного, у меня денег хватает, – ответил Кертис и со вздохом признался: – Увы, вы опоздали. Два часа назад ко мне Уилсон приходил, я обещал дочь за его сына выдать.

Годфри побледнел от разочарования – значит, пока он обивал порог уилсоновского особняка, проклятый торговец лишил его последней надежды.