Облачко его дыхания зависло в небе.

Лицо Мардука — пока Делвил говорил — напряглось, сделалось осмысленным. Земля перестала подкатываться к бывшему консулу равномерно пульсирующими волнами; она уплотнилась, стала гладкой, держала его ноги, его самого. Мардук выдохнул:

— Вот оно, значит, как. Продолжай, Делвил. Меня слишком долго не было в живых.

— Не так уж долго. Просто мы быстро идем вперед. Прошло всего несколько десятилетий. Есть глупцы, над которыми невозможно властвовать благодаря силе или мудрости. Только — с помощью хитрости и слепого случая. Мы ничего не искали, ничего не хотели, сами были маленькими людьми. Справа и слева — повсюду — процветала глупость. Но наше везение оказалось сильнее. На Исландии горели вулканы, мы добыли из этих вулканов огонь. Мы тогда сами не понимали, какое сокровище получили. Гордились, что можем теперь разморозить Гренландию, одолеть поселенцев… Гренландию мы действительно разморозили. Но тогда началось нашествие чудищ… Хо-хо, Мардук, настоящих чудищ. Таких ты никогда не видел. Ящеры, птице-ящеры, гигантские медузы — множество форм. Их породил огонь. Чудища уничтожали наши градшафты. Дома деревья людей, мертвое и живое — они подминали под себя всё. Были сверх-могучими. А мы тогда еще ничего не поняли. И ничего не предпринимали, только боялись. Мардук, с утра до вечера мы были заняты только одним: предавались страху. Мы заползли под землю. Покинули побережья, ибо это бедствие надвигалось на нас с океана. Так продолжалось, пока мы, пугливые мыши, не заставили себя взглянуть на когти кота. И знаешь, Мардук, что мы сделали с этими когтями? Думаешь, остригли? Нет, мы оставили коту его когти, а себе смастерили новые — длиннее, острее. Посмотри на меня. И на себя.

— Я слушаю, Делвил. Я тебя узнал. Ах, Бранденбург! А вот и озера. Хафель. Здесь я когда-то задохнулся. Но мое тело снова живет.

Делвил, чудовищная глыба, снова осторожно, щупая землю, опустился на колени:

— А теперь постарайся понять, чего я от тебя хочу, здесь в Хафельланде. Зачем я пришел. Взгляни, кто там летает у тебя за спиной.

— Сипы.

— Да, белоголовые сипы. Ментузи и Кураггара. Они хотели бы исклевать твои ноги. Чтобы ты умер. Они радуются своим кривым клювам. Как они хихикают над нами! Это мои товарищи. Гиганты, как и я: человекосамец и человекосамка. И такими вещами они любят заниматься, это для них развлечение. Вот во что мы превратились, Мардук! Мы, господа! Те, что создали аппараты, управляли людьми. Эти двое совсем распоясались. Они бушевали в Гренландии. Потом разрушили, растоптали Лондон. Разломали на куски Брюссель. Они развлекаются. Я… Но я…

Как же задохнулся Делвил, как окружил тщедушное тело Мардука заклинающими руками! Он не видел, что Мардук слабеет… слабеет… ибо вытащил ноги из земли; в лице Ожившего проступили резкие черты прежнего Мардука: так проступает свет огня сквозь бумажную ширму, которая и хотела бы, но не может его скрыть.

— Я — Делвил, из сословия господ. Я понимаю, что получил в свои руки. Что у меня в руках. Это досталось мне. Товарищи мои не таковы. У меня, собственно, и нет товарищей. Мардук! У меня есть моя должность. И у тебя тоже. Мстить я никому не хочу.

— Ты, Делвил, уже и до этого докатился…

Помрачневший Делвил, сглотнув:

— Только не пойми меня превратно, Мардук. Ты и сам сейчас не таков, как тогда, когда я приходил к тебе в первый раз. Ты уже не просто человек, рожденный женщиной. За мной не только сила аппаратов. Посмотри на себя и на меня. Ты сейчас не можешь рассуждать так же, как в тот день, в твоей ратуше. На нас возложено некое обязательство. Нам достался огонь.

— У стихий своя воля, а у меня своя. Давай, повинуйся доставшемуся тебе огню! Ну же, Делвил, раздери Землю надвое.

— Я не Кураггара.

— Землю — надвое! Чего еще можешь ты желать?

— Я вовсе этого не желаю.

— Ах, не желаешь! Делвил явился к Мардуку: он, дескать, не желает того, к чему его толкают аппараты и стихийные силы. С Делвилом что-то произошло. Он разбудил Мардука. Определенно что-то случилось. Ты хоть понимал, что будишь Мардука?

— Ну да, это ты.

— Значит, ты знал заранее и ответ, который даст Мардук. Кто говорит А, говорит и Б. Ты нуждаешься во мне, Делвил. Ты мельче, чем я, и с тобой по сути уже покончено. Ты бессилен. Повержен перед Мардуком.

Еще отчаяннее застонал Делвил:

— Не пойми меня превратно. Существуют, конечно, эти травоядные: люди, поселенцы, которые до сих пор говорят о тебе. Но наверняка ты не о них думаешь. Жрать траву, как телята, — не к этому ты стремился. И уж во всяком случае не к этому стремишься теперь. Всем, чем обладаю я, обладаешь и ты. Но, соответственно, на тебе тоже лежит груз ответственности.

— Никакого такого груза я не чувствую. Для чего ты передо мной пресмыкаешься? Для чего выкопал меня из могилы? Тебе пришлось тащиться сюда из Англии, и теперь ты стонешь. Вот что принесла тебе твоя сила. Чем ты лучше Кураггары?

— Оскорбляй меня, брани…

— До меня ты добрался. Мол, чтобы вызволить. Когда я был жив, ты бы такого не посмел. Но тебе это не удалось. Тебе это и сейчас не удалось. Убирайся! Вызволи другого мертвеца, вызволи фараона, гиену. Только берегись, как бы тебя самого не спалил твой огонь.

Была ночь. Тело Мардука светилось. Из его рта, его глаз, от пальцев исходил белый, словно бы лунный свет: горизонтальными подрагивающими волокнами обтекал фигуру консула. Делвил на четвереньках ползал перед Мардуком и вокруг: щупал, видел эти волокна, ни о чем не спрашивал, мучился томлением страхом горечью. Змеи, беспокойно ворочаясь, обрызгивали его горячее тело. Сокращалась-трещала-бурчала, переваривая пищу, красная медуза — заполняя паузы шипением. Делвил в страхе корчился на земле. Ближайший холм он отодвинул в сторону; повалившиеся ели хрустнули. Влекомый тоской и какой-то смутной догадкой, Делвил окунул лицо в исходящий от Мардука свет. Консул стоял в своей яме, которая больше не менялась. Ноги все еще увязали в земле, доходившей теперь лишь до щиколоток. Дышал Мардук тяжело, широко открыв рот и запрокинув голову; руками помавал в воздухе:

— Вот. Это я могу. Земля… воздух… глаза; закройтесь, мои глаза. Меня доставили сюда, не спросив. Мардук, не позволяй себя окликать. Все уже позади. Оно рассыпается. Милое тело рассыпается. Пора в путь.

Делвил попытался приблизить к нему свою грудь, обтянутую дымящейся изначальной субстанцией; положить ладони на плечи Мардука. Но руки ему не повиновались. Грудь внезапно отяжелела. И со вздохом отшатнулась назад. Руки… Руки оцепенели. До самых плеч, как под воздействием яда.

Мардук пронзительно закричал, жадно глотая воздух:

— Мне такой одежды не надо! Мардук, в путь! Мардук, пора! Прочь!

Два сипа злорадно спланировали на спину рухнувшего Делвила. Тот, глотая воздух, охая и вожделея, полз, тянулся к лунному существу, которое теперь едва слышно гудело-стрекотало-пело: «Мардук, Мардук…» Свет струился от этого существа; и рассеивался, в виде точек и протяженных линий, над ландшафтом. Более плотные волокнистые массы отделялись, отплывали от Светящегося, ложились на лицо и спину Делвила, обволакивали деревья и черную взбаламученную землю, колыхались вокруг снова взлетевших сипов. «Мардук…», — монотонно выпевало существо; оно струилось, распылялось, начало разбрасывать искры. В ужасе и ярости Делвил протянул к нему руку — и взвыл, когда существо легко, с тихим жужжанием уклонилось, заскользило над землей. То, что там скользило-тянулось, едва ли еще было человеком — скорее озерцо или облачко пара, расползающееся; с человекообразным ядром, которое все больше тускнеет.