Французские мыслители из лагеря энциклопедистов, несмотря на столь враждебный Руссо материализм, разделяли с ним основной взгляд на человеческую природу. В ней они искали ключ всей практической философии. Один из весьма видных представителей французского материализма прошлого столетия, барон Гольбах, издал сочинение под заглавием «Всеобщая нравственность, или Обязанности человека, основанные на его природе». Как видно уже из этого, основу теории Гольбах полагает в естественных свойствах человека. «Мотивы (предлагаемой нравственности), – говорит он, – чисто человеческие, то есть основанные единственно на природе человека, какою она представляется нашим глазам». «Прежде чем иметь религию, человек уже есть человек, и какую бы религию он ни признавал, нравственность должна быть всегда одинакова и именно такова, какую природа предписывает всем людям».

Через посредство философии прошлого столетия античное воззрение перешло и в нашу нынешнюю эпоху, как это мы видели уже отчасти из вышеприведенной цитаты, в которой Бокль высказывает свои симпатии убеждениям Гютчесона. Некоторые ученые Нового времени, быть может, сами того не подозревая, чрезвычайно близко подошли к воззрениям древних философов. Подобно последним, предписывавшим «уважение ко всем задаткам человеческой природы и стремление к гармоническому развитию целого человека», Вильгельм Гумбольдт устанавливает следующий основной принцип: «Конечная цель человека, – говорит он (цитировано у Милля, «Свобода», стр. 274), – т. е. та цель, которая ему предписывается вечными, неизменными велениями разума… состоит в наивозможно гармоническом развитии всех его способностей в одно полное и состоятельное целое». Подобно этому определяет Лекки цель жизни, которая, по его мнению, состоит «в полном развитии всего существующего в положенных природою размерах и отношениях» (I. с., I, стр. 103). В сущности сходно с этим и одно из новейших определений нравственности, принадлежащее Георгу Зейдлицу, натуралисту и ревностному последователю дарвинизма. «В удовлетворении всех отправлений тела в должной степени и взаимном отношении друг к другу заключается рациональная и нравственная жизнь»[513]. Определение самого Дарвина отличается от этого только второстепенными пунктами: «Выражение „общее благо“, – говорит он, – может быть определено как обозначение развития возможно большого числа особей в полной силе и здоровья, со всеми способностями, в наиболее совершенной степени развития, возможной при данных условиях» («Происхождение человека», немецкий перевод третьего издания, I, 136). Приведенные цитаты считаю достаточными для того, чтобы уяснить как современные воззрения на человеческую природу, так и связь их с принципами античной философии.

Из представленного мною очерка можно видеть, что воззрения на человеческую природу вообще распадаются на две большие категории: одна из них обнимает воззрения, по которым природа наша должна служить источником и образцом как для изящного, так и для нравственного искусства; другая же заключает взгляды, которые не останавливаются на природных свойствах человека и которые, наоборот, побуждают его унижать свою природу и изменять ее сообразно с какой-нибудь определенной целью.

Если мы несколько подымемся над уровнем обеих теорий и, вооружившись результатами современного естествознания, спросим себя: какая же из них более соответствует истинной природе человека? – то по рассмотрении дела должны будем прийти к заключению, что воззрения второй категории по существу своему естественнее. Как ни парадоксален с первого взгляда этот вывод, но он, мне кажется, может быть доказан.

Что же говорит нам наука о человеческой природе? Она показывает прежде всего, что подчиненный тем же законам, как и остальные живые существа, человек подвержен процессу изменчивости, в силу которого человек произошел из какой-нибудь более низкой животной формы и в силу которого же, сделавшись человеком, он претерпел ряд дальнейших видоизменений. Принятый Боклем принцип постоянства естественных способностей человека не подтверждается современной антропологией. Как ни мало подвинулась еще эта только что зарождающаяся наука, тем не менее она выработала уже твердое убеждение в существовании изменчивости как в особенностях формы, так и в отправлениях органов человека. Поль Брока показал, что емкость парижских черепов увеличилась с двенадцатого столетия. Зубная система, напротив, представляет случай ослабления развития; так, например, зубы мудрости очевидно стремятся уничтожиться: нередко они вовсе не прорезываются на одной из обеих челюстей; в случаях же своего появления (по крайней мере у кавказской расы) корни их сливаются, и на коронке нередко недостает одного (четвертого) бугорка. Клыки теряют свою заостренную, коническую форму и во многих случаях уже вполне уподобляются резцам. Сравнительное изучение человеческих рас показывает у них ряд анатомических отличий. Как бы мы ни смотрели на вопрос о происхождении таких расовых признаков, несомненно, однако же, что они указывают на изменчивость в области человеческого организма. Есть основание думать, что кавказская раса (и вообще так называемые высшие расы) явилась в результате изменения какой-нибудь более низшей расы – процесса, следы которого сохранились в развитии отдельного индивидуума.

Хотя в настоящее время невозможно определить в точности, какими именно путями совершались форменные изменения, но очевидно, что тут играли существенную роль моменты усиленного или ослабленного употребления данного органа. К первому прибегают для объяснения увеличения емкости парижских черепов, а последний объясняет уменьшение и изменение зубной системы. Те же причины (употребление и неупотребление органов) обусловили слепоту пещерных животных, неподвижность многих паразитов и целый ряд других явлений живой природы.

Еще более глубокие изменения сопровождали переход от животнообразного прародителя к первобытному человеку. Современная теория происхождения человека может быть причислена к числу наиболее прочных научных теорий. Она показывает, что человек получил все свои органы от какого-нибудь более низкого в системе животного, передавшего по наследству, между прочим, и такие части, которые, сделавшись бесполезными, мало-помалу заглохли, оставив, однако же, по себе более или менее заметные следы в виде так называемых рудиментарных, или остаточных, органов. Выражаясь образно, можно сказать, что в человеческом теле заключено целое низшее животное существо. У человека есть остаточный хвост, остаточный шерстный покров, рудиментарный кожный мускул. Зубная система со стремящимися к уничтожению зубами мудрости и теряющими первоначальную форму клыками составляет столь же явное наследие от животных, как и части, а может быть и целая ушная раковина, носовые раковины и остаток третьего века. Кишечный канал человека заключает в своем червеобразном отростке, всегда бесполезном, а нередко даже вредном, орган, унаследованный в конце концов от какого-нибудь травоядного животного, которому он необходим для затруднительного переваривания пищи, содержащей клетчатку. Мускульная и половая системы человека чрезвычайно богаты рудиментарными органами.