Софи выругалась и слезла на пол. Глупо печалиться, сказала она себе. Это ведь просто окно. Возможно, его вообще не предполагалось открывать. Безо всякой причины Софи вдруг ощутила, как пощипывает в носу, а за этим пощипыванием всегда приходили слезы.

— Успокойся. Не глупи, — сказала она себе. — Думай.

Она встала на ноги и случайно смахнула что-то с тумбочки. Это оказалась булка-улитка, которую ей подарила женщина на вокзале.

— Ой! — шепнула Софи.

По краям булка зачерствела, но в середине была сладкой и липкой. Софи умяла ее за минуту.

Софи облизала пальцы (и тотчас пожалела об этом, потому что сахар с маслом были довольно противны на вкус) и встала на ноги. Поплевав на руки, она со всей силы нажала на оконную раму. Надавила еще сильнее. И резко отпрянула, когда окно вдруг с громким скрипом открылось.

— Да! — сказала Софи.

Не раздумывая, она полезла наверх. Колено одной ноги она поставила на балку, а другой ногой оттолкнулась от кровати, подпрыгнула и обеими руками зацепилась за раму окна. Зарычав от боли и натуги, она подтянулась и наконец оказалась на крыше.

Там она встала на четвереньки, чтобы перевести дух. Колено кровоточило, поэтому, ожидая, пока уймется дрожь, она облизнула его и замотала чулком.

Крыша была просторная, плоская и серая. Тут и там ее украшал птичий помет. Посередине возвышалась труба и флюгер, и все вокруг было засыпано черной сажей. Софи подумала, что эта крыша, должно быть, одна из самых высоких на многие километры вокруг. На нее смотрел одинокий голубь. Софи скорчила ему рожу. Надменно взглянув на нее, голубь повернулся спиной.

Софи подползла к краю крыши и посмотрела на город. Париж лежал перед ней, окрашенный в синие тона ночи. Весь город состоял из пересекающихся улиц и площадей. В лунном свете Софи видела яркие навесы перед магазинами, которые сверху казались на удивление грязными. Мимо прошли двое хорошо одетых джентльменов в цилиндрах. Пожалуй, если смотреть с крыши, подумала Софи, цилиндры не так уж и смешны. А улицы с такой высоты похожи на реки. Сама река серебрилась в лунном свете. Подул ветер, и Софи почувствовала запах влажного сена, который всегда сопровождает лошадей.

Она высунулась дальше и посмотрела прямо вниз. Это было ошибкой. Софи тихо выругалась, почувствовав, как у нее сердце ушло в пятки. Она поспешно отступила от края крыши и схватилась за кирпичную трубу для верности. Никогда в жизни она не забиралась так высоко. Казалось, луна была так близко, что можно бросить в нее камень.

Софи сняла ночную рубашку и осталась в панталонах и фуфайке. Она закружилась на месте, и парижское небо закружилось вместе с ней. Ветер подул сильнее. В груди Софи разрасталось счастье. Софи раскинула руки и станцевала возле труб воинственный танец, тихонько ухая в такт.

Пожалуй, Софи осталась бы там на всю ночь, но после того, как часы пробили два, ей стало холодно, а колено снова закровоточило. Вытерев кровь листьями, она плотнее обвязала колено чулком и через окно спустилась в комнату.

Прямо перед тем, как ее голова скрылась в оконном проеме, ей показалось, будто она заметила какое-то движение на другом конце крыши. Но она прекрасно знала, что ночью тени частенько играют шутки, поэтому решила, что это крупная птица или просто взметнувший листья порыв ветра.

Спала Софи недолго. Когда она досмотрела свой сон до середины, раздался громкий стук. Софи тотчас проснулась. Она лежала на животе, поэтому ее крик заглушила подушка, но в темноте явно кто-то разговаривал.

— Не вопи так. Всю гостиницу разбудишь.

Туалетный столик валялся на полу, рядом с разбитой чашкой. Ковер был перепачкан грязью и сажей. У кровати стоял мальчишка.

— Перестань, — сказал он. — Arrête! Перестань реветь! Перестань, Софи!

Как казалось самой Софи, она вовсе не ревела, а задыхалась, что в описанных обстоятельствах казалось весьма логичным. Она откинула волосы с лица.

— Ты кто? — Софи схватила книгу и прижала ее к груди. Может, так он не сумеет ее заколоть. — Я закричу.

— Нет. Не кричи.

— Это еще почему? — В темноте разглядеть мальчишку не получалось. — Я как раз собиралась закричать.

«Похоже, он не сильно старше меня», — подумала Софи. Ноги у него были длинные, а лицо — серьезное и настороженное, как морда зверя. На убийцу он не походил. Софи задышала ровнее.

— Потому что я не люблю, когда кричат.

— Что тебе надо?

— Я хочу с тобой поговорить, Софи.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? И что ты здесь делаешь?

— Я слышал, как тебя называл мужчина на улице. Длинный такой. Ты звала его Чарльзом. Меня зовут Маттео, — добавил он, поразмыслив.

— Ты за нами наблюдал?

Мальчишка поковырялся в носу.

— Да. Но в этом ничего такого. Я за всеми наблюдаю.

— Что, если я полицию позову? Что тогда?

— Не позовешь, — пожав плечами, ответил мальчишка. — А если вдруг позовешь, я исчезну… — Он спокойно оценил расстояние до слухового окна. — Секунд через шесть.

— А если я тебя остановлю?

— Попробуй, — снова пожал плечами он.

— Что ты здесь делаешь?

Софи села на кровати и подумала: «Не дергайся». Хорошо, что у нее такой маленький номер. Если бы мальчишка попытался на нее напасть, она в три шага добежала бы до двери.

— Я пришел с крыши.

— Это я и так вижу! — Окно было открыто шире, чем она его оставила, а с собой мальчишка притащил немало голубиного помета. — Но зачем? Почему ты не пришел через дверь?

— Разве ты ее не запираешь? Это опасно. Дверь лучше запирать.

— Да, вообще-то я ее запираю. Чтобы никто ко мне не вошел.

Мальчишка снова пожал плечами. Разглядеть в темноте было сложно, но вполне возможно, что он над ней смеялся. И смех этот был не слишком дружелюбен.

— И как ты вообще попал на крышу? — спросила Софи. — Я думала, туда только через мое окно можно вылезти.

— Ты думала, что на крышу ведет лишь один путь? Vraiment?[12] Ты правда так думала?

— Почему ты смеешься?

— Есть сотня способов забраться на крышу. Я мог бы забраться по водосточной трубе.

— Но ты ведь этого не сделал? Я бы тогда тебя услышала!

— Возможно.

— И как тогда ты попал на крышу?

— Перепрыгнул. С соседней крыши.

— Перепрыгнул? — Софи постаралась напустить безразличие. — Разве это не опасно? — Напускать безразличие было сложно.