— Нельзя поход откладывать. — глухо произнес тот. — Я узнавал прогнозы, через десять дней начнется сильный снегопад. Мы должны успеть вернуться до этого.

— Ты потащишь больного в горы? — выкрикнула Тамара.

— Конечно же нет. — Щеглов уже пришел в себя, и слегка повеселел. — Юрка остается тут, врача вызовет портье. А мы сейчас пойдем.

— Нет, я не могу остаться один. — с отчаянием произнес Юрик, чувствуя, что от волнения температура и правда поднимается. — Я теряю сознание, я умру тут!

Студенты столпились между ним и открытой дверью, двое уже сбросили с плеч рюкзаки и в смятении переводили глаза с него на поникшего Щеглова. Здоровенный Вовчик смерил Чудинова хмурым взглядом, сделал вид, что смачно плюет на пол, а затем быстро вышел, чуть не сбив его с ног огромным рюкзаком. Эдик Траханов тоже снял с плеч рюкзак, сел сверху и задумчиво смотрел на него.

— Дима, неужели экспедиция тебе важнее? — Тамара почти плакала. Лиля с сочувствием посмотрела на нее, потом, нахмурившись, смерила взглядом Юрика и отвернулась.

— Томка, я шел к этой горе полгода. — тихо произнес Щеглов. — Оставайся ты с ним, а мы пойдем.

— Я останусь. — твердо сказал Тамара и быстро сняла теплый полушубок. — Юра, я с тобой, не волнуйся.

Но он с ужасом глядел на Лилю, которая гордо шла мимо него к двери, высоко вскинув голову. Ее надо задержать! Он, ловко извернувшись, схватил девушку за рукав красного пальто и закричал:

— Лиля, прошу тебя, останься со мной!

Но девушка, не глядя на него, вырвала руку и буквально выбежала из гостинички. Следом, глядя в пол, выбежала Зина. За ней быстро вышел Щеглов, и тогда уж потянулись остальные. Через пару минут в холле остались только Юрик и Тамара. Чудинов судорожно вздохнул, по стеночке сполз на пол и схватился руками за голову. Все потеряно, из-за его трусости Лиля погибнет.

Тамара добилась от старого портье обещания вызвать врача, чуть ли не волоком доставила Юрика в девичий номер, положила на узкую кровать и начала отпаивать горячим чаем. Откуда в этом захолустье она нашла чайник и заварку, а потом и фарфоровую чашку, он так никогда и не узнал. Врач появился под вечер, потрогал влажный горячий лоб больного, важно покачал головой, назначил обильное питье и ушел. Юрик стонал, проклиная себя за слабость и трусость. А Тамара всю ночь просидела возле его постели.

Наутро Чудинов пришел в себя. Нервная лихорадка прошла, и он начал обдумывать положение. Собственно, все его страхи могли оказаться напрасными. Неизвестный студент передаст то, что нужно, злоумышленникам, и на том все и закончится. А через девять дней экспедиция вернется, и они поедут назад. А Лиля… она еще пожалеет, что бросила его, больного, в этой дикой гостинице.

Чем они с Тамарой занимались оставшиеся до возвращения экспедиции дни? Юрик не мог этого вспомнить, как потом ни старался. В памяти остались лишь их походы на лыжах до местного магазинчика. Они покупали там яйца, хлеб и странную с прозеленью колбасу, и Тома готовила омлеты на старой сковородке, которую выдал им старик-портье. Юрик не чувствовал их вкуса. Он машинально отвечал Тамаре, тщетно пытающейся наладить с ним беседу, и тут же забывал, о чем шел разговор. Он словно заснул наяву, впал в забытье, и только ждал, когда же пройдет девять условленных дней.

Они прошли, но от группы не было никаких вестей. На десятый день пошел густой снег. Он часами падал густыми серыми хлопьями, и казалось, вот-вот завалит их маленькую гостиничку до самой макушки. Юрик в ужасе смотрел в окно. При таком снегопаде с горы невозможно спуститься, дороги не найти!

— Тома, где же они? — пытаясь прийти в себя от шока, спрашивал он. — Димка же говорил, они должны вернуться до снегопада!

— Да задержались на сутки, ничего страшного, — успокаивала его верная подруга. — Сделают привал, переждут снегопад и вернутся.

— Ты не понимаешь… — от отчаяния он чуть не плакал. — Их всех убили.

Тамара не понимала, он это видел по ее растерянному лицу. А он ничего не мог ей объяснить…

Лариса Михеева

Я сидела на жестком стуле в кабинете Панкратова, искоса рассматривая двух женщин, сидящих слева от меня. Да уж, следователь постарался, мои соседки были точно того же типажа, что и я. Обеим около тридцатника, светло-русые прямые волосы чуть ниже плеч, невыразительные лица. Наверное, их можно принять за моих сестер, подумала я. Но на самом деле моя сестра была белокурой красоткой. А этих женщин я не знаю, и, если повезет, никогда не узнаю поближе. Вот закончится опознание, и мы разойдемся навсегда.

Честно говоря, я как-то не ожидала, что следователь займется мной всерьез. Все выходные я лихорадочно металась по дому, одержимая одной-единственной мыслью — надо дождаться звонка Дмитрия Щеглова! Я не должна выходить из дома даже на минуту — а вдруг именно в это мгновение, в эту секунду он позвонит? Я не могу упустить свой шанс узнать наконец о том, что случилось с Лилей! Меня била нервная дрожь, но, как ни странно, настроение было истерически-приподнятым. Впервые почти за тридцать лет я почувствовала, что живу. Что наконец-то в моей пустой до того жизни появился некий смысл.

Об Игоре и задушенных девушках я практически не думала. В конце концов, искать душителя — дело следствия. А вот узнать, от чего погибла в 18 лет моя красавица-сестра — мое дело. И я должна думать только о нем. Щеглов, когда-то влюбленный в мою сестру, обязательно объявится. Ведь связался же он с Тамарой, предложив ей уйти от мужа к нему. Странно, конечно, что Тамара ушла по-английски, не предупредив ни мужа, ни руководство института, где работала. Но Тамара любила Щеглова, я знала это из дневника сестры. А старая любовь не ржавеет, в это я могла поверить. Еще легче могла поверить в то, что муж-истеричка настолько осточертел бедной женщине, что после звонка Щеглова она не захотела внимать голосу рассудка, и с головой ушла в новую страсть. В конце концов, что ей было терять? Муженька, на которого, вероятно, и не взглянула бы, если б не сплотившая их много лет назад трагедия? Ставку в Политехе? Ну, вероятно, обучение студентов давно сидит у нее поперек горла. Возможно, Щеглов стал вполне состоятельным человеком, и мог обеспечить любимой женщине достойную жизнь, не загружая ее работой.

Кажется, он так и сказал Чудинову по телефону. Я тогда была в некотором трансе после обвинений следователя в свой адрес, и не до конца поняла сбивчивый рассказ Чудинова, но суть уловила. Щеглов сказал, что всегда презирал Юрика, жалеет, что взял его в поход, и не собирается оставлять ему хорошую женщину, которая ему всегда нравилась. Подробности обещал рассказать при встрече, правда, время и место не назначил. Ну ничего, когда он позвонит мне, приглашу его в гости, и наконец-то узнаю правду.

Словом, я была уверена, что вот-вот Щеглов объявится и все разъяснит, но он все не звонил, и мое нервное возбуждение постепенно стихало, уступая место привычной тоске.

Зато в понедельник позвонил Панкратов и сообщил, что на завтра назначено опознание. Я должна прийти в в 12.30 в Следственный комитет, одетая в светлые джинсы, синюю водолазку и черные кроссовки, пропуск получу на проходной. Мы немного поспорили насчет одежды — светлые джинсы я не носила принципиально, как слишком маркие. Сошлись на обычных, темно-синих. Но зато мне строго велели ничего более в одежде не менять, ярко не краситься, волосы распустить. Только тогда я поняла, что подозрения в мой адрес достаточно серьезны. Сначала я возмутилась — в конце концов, из Игоря получился бы куда более убедительный маньяк. Я все же хрупкая девушка, какой из меня душитель?