богам и давать достаточное вознаграждение брахманам, совершающим жертвоприношение.

Существует в АВ особый класс мифологических персонажей — это души умерших предков, «отцы», как их называют в АВ и в РВ. «Отцов» отличают и от богов, и от демонов. С одной стороны, их почитают как богов, приносят им жертвы во время поминальных обрядов, с другой — рассматривая их как источник большой опасности для живых, заговаривают на похоронах и в разных ритуалах. Они живут на верхнем небе в царстве Ямы — царя мертвых, первого человека, который умер, указав смертным их путь.

Помимо опосредствованного, мифологизированного обожествления сил и явлений природы в АВ имеет место и прямое поклонение им (граница здесь весьма шатка). В заговорах и гимнах обращаются с мольбой к земле, водам (всегда во множественном числе), к большим лесным деревьям (vanaspati букв. «господин леса»), к лекарственным растениям и травам (osadhi), к ночи, к дням лунного календаря, к звездам. Мифология может вторгаться и в эту область. Так, растениям, выступающим в заговорах в роли посредника, приписывается мифологическое прошлое, например говорится, что трава дарбха совершила космогонический подвиг в духе лучших богов — установила небо и землю и т.п.

В АВ впервые засвидетельствован культ змей. Их называют божественным родом, приписывают им рождение из огня, из растений, из вод. Упоминается мифический царь змей Такшака (taksaka).

Таким образом, мифология АВ в высшей степени разнопланова и неоднородна. В ней отражены одновременно древние религиозные представления ариев, восходящие к индоевропейской эпохе, схоластические построения брахманов, народные верования и местные культы неарийского населения древней Индии.

* * *

Язык АВ принадлежит к той же разновидности древнеиндийского языка, что и язык РВ, т.е. это ведийский язык[82], восходящий в своих истоках к периоду общеиндоевропейской древности. От языка РВ язык АВ отличается в двух отношениях: во-первых, по своему стилю — он не является столь высокоиератичным культовым языком, как язык РВ, и ориентирован, во всяком случае в той части, которую представляют заговоры, на гораздо более широкие слои населения, и, во-вторых, хронологически — он менее древен, чем язык РВ.

В принципе фонетика и грамматика в АВ те же, что и в РВ. Среди согласных звуков следует отметить классы придыхательных и церебральных согласных. В тексте действуют правила фонетических ассимиляций — сандхи, хотя некоторые из них в АВ трактуются иначе, чем в РВ. Как и в РВ, сохранено очень архаичное ударение — повышение тона полумузыкального характера на одном из слогов слова (которое, однако, в отличие от РВ очень неточно передается графически в дошедших до нас рукописях). Морфологический строй характеризуется очень широким развитием флексии, которая присоединяется к корню в разных ступенях чередования гласного. Для имени и особенно для глагола характерна обширная система форм, образуемых от корня по определенным правилам.

Языку РВ при всей его архаичности была свойственна тенденция к симметричному разращению форм, а также определенная подвижность, выражавшаяся в образовании ряда окказиональных форм. В АВ наблюдается стремление к большей рационализации, т.е. к избавлению от многочисленных ригведийских вариантов флексии и словообразовательных морфем, а также форм, образованных по аналогии[83]. Так, из многочисленных ригведийских аффиксов инфинитива в АВ отдается явное предпочтение инфинитиву на -tum[84], а из абсолютивов — форме на -tvâ; в глагольной системе исчезают формы так называемого плюсквамперфекта.

О более позднем характере языка АВ по сравнению с РВ говорят такие особенности, как малая употребительность формально и семантически неясного, крайне архаичного инъюнктива в глаголе (в АВ он изредка встречается только в модальных значениях), ограничения в употреблении форм субъюнктива (в РВ он выступал не только в функции наклонения, но часто также в качестве будущего времени) и наряду с этим распространение форм футурума на -sya- /isyâ-, пассива на -yâ-, каузатива на -paya.

Отдельные различия в языке АВ и РВ можно, видимо, считать диалектными или, во всяком случае, принадлежностью разных школ. Такова, например, разная трактовка интервокальных -d-, -dh- в РВ и АВ (в РВ они дают соответственно -l-, -lh-), или сандхи типа etân-t-sakhïn < etân sakhïn, не свойственное РВ, или выбор окончаний из разных серий в медиальном субъюнктиве[85], хотя с уверенностью здесь ничего нельзя сказать, поскольку о диалектах древней Индии этого времени слишком мало известно.

Жанр заговора оказывал непосредственное влияние не только на лексику и синтаксические конструкции этого памятника, но иногда и на особенности употребления отдельных слов или их разрядов. Например, явно неслучайным выглядит противопоставление в заговорах двух указательных местоимений: «этот» ауат и «тот» asau[86].

Такие синтаксические черты, как широкое употребление частиц, а также относительных местоимений в функции союзов в сложных предложениях, весьма распространенное бессоюзие, возможность несогласования придаточного предложения с главным, широкий круг значений придаточного определительного, предшествующего главному предложению, употребление причастных оборотов в функции придаточных предложений — все это объединяет АВ с РВ. В то же время некоторое усиление именного строя в АВ, выражающееся в более широком, чем в РВ, предикативном употреблении причастий или в более частом опущении глагола-связки, сближает АВ с позднейшими ведийскими текстами.

Самые сильные различия между АВ и РВ касаются области лексики и фразеологии. Как известно, лексика РВ весьма ограниченна в связи с культовым характером этого памятника. Она связана с восхвалением богов, с различными ритуалами жертвоприношения типа шраута и с некоторым количеством неизменно повторяющихся мифологических сюжетов. Высокий, иератический характер поэзии гимнов РВ имеет следствием широкую полисемию лексики вплоть до амбивалентности (наличия прямо противоположных значений) у определенной ее части, символизм многих слов[87].

Совершенно иная ситуация в АВ. В связи с тем что заговоры ориентированы на гораздо более широкую аудиторию, чем гимны богам, лексика АВ (во всяком случае, та ее часть, которая имеет денотатом вещный мир) несравненно богаче, чем в РВ. Она включает в себя большое количество слов, обозначающих предметы и понятия повседневной жизни, такие, как человек и части его тела, названия домашней утвари и сельскохозяйственных орудий, названия частей хижины, животных, змей, деревьев, трав, элементов пейзажа и т.п. АВ является первым источником терминологии в таких областях древнеиндийской науки, как медицина, ботаника, астрономия и др.

Большое количество новых слов в АВ (впервые в этом памятнике встречаются, например, такие слова, как astrâ «оружие», ünâ «недостающий», «нехватающий», pûspa «цветок», godhuma — «пшеница», vrïhi «рис», sutra «нить», sus «сохнуть» и др.) скорее отражает новые потребности, чем свидетельствует об использовании лексики, не попавшей в РВ[88]. Число слов, заимствованных из неиндоевропейских источников, в АВ заметно возросло по сравнению с РВ. Это относится как