на ближайшем автобусе ехать к сестре, а оттуда – на край света.

Марк бросает на меня быстрый взгляд, пока мы останавливаемся на светофоре, и говорит:

– Я верю тебе.

– Что? – не понимаю, к какой теме это относится, потому что уже, кажется, привыкаю к новой манере Марка не договаривать.

– Верю, что ребенок мой.

И снова никаких пояснений, почему такая резкая перемена.

– Почему? – задаю вполне логичный вопрос.

– Ты испугалась сейчас. И испугалась не того, что я проверю твои слова, а именно того, что я заберу у тебя ребенка. Значит, ты уверена, что она моя.

И для этого надо было столько меня мучить своим недоверием, открыто намекать, что я ему изменяла или сразу после нашего расставания прыгнула в постель к другому, чтобы потом поверить на слово?

Мы въезжаем во двор, когда мои нервы становятся не просто натянутыми струнами, а раскаленными натянутыми струнами.

– Ты не посмеешь! – хватаю Марка за плечо и заставляю повернуться ко мне.

Он смотрит с удивлением, будто впервые меня видит, совсем как я недавно смотрела на него.

– Надо же, милая, ты не умоляешь, а угрожаешь. Видимо, не я один изменился, – он ведет плечом, сбрасывая мою руку. – Это даже становится интересным…

Что интересного он в этом видит, я не понимаю. Но уже знаю, что сама достану Бориса из-под земли, чтобы убедиться – это Егор. И тогда у меня будет шанс доказать Марку, что к событиям почти двухлетней давности я не имею отношения, иначе… Иначе моя жизнь снова потеряет смысл.

Глава16. Марк

Милена идет за мной к подъезду, и я спиной чувствую ее напряжение. Резко оборачиваюсь, и она врезается в мою грудь.

– В третьей квартире на площадке кто живет? – спрашиваю, когда Милена в растерянности делает шаг назад.

– Бабушка, – отвечает, тряхнув головой.

– Чья?

– Что?

Неужели я настолько выбил Милену из колеи, что она ничего не соображает?

– Бабушка чья?

– Одинокая бабушка, ходит мало, артрит у нее.

– Отлично.

Нет, бабушку, конечно, жаль с ее артритом, но и не хотелось бы, чтобы вызвали ментов. Договориться-то будет возможность, только все же лучше без этого. Валера выходит из своей машины, которая стоит напротив подъезда, когда мы приближаемся, и кивает:

– Милена Яковлевна, добрый день.

– Здравствуйте, – будто очнувшись, отвечает она.

– Идем, – говорю я, жду, когда Валера отходит, беру Милену за плечи и встряхиваю: – Очнись.

– Все в порядке, – она отталкивает мои руки.

Нет, Милена не пребывала в прострации, а думала. Интересно только, о чем? Наверняка уже прикидывала, как сбежать.

– Тогда вперед, – улыбаюсь, делая театральный жест рукой и пропуская Милену вперед. – Или ты переживаешь, что у не твоего Бориса мы найдем в квартире что-нибудь?

Бросает в меня убийственный взгляд и с вызовом спрашивает:

– Что, например? Мое нижнее белье?

Вот теперь я схожу с дистанции. Такого ответа я точно не ожидал.

И сейчас, именно в эту секунду растерянности, понимаю, что Милена была права. Мы оба изменились, причем очень сильно. Иногда еще проявляются отголоски старых нас – молодых, влюбленных, мечтательных. И с памятью, увы, ничего не сделать, особенно когда Милена рядом. Но она другая…

И самое паршивое, что новая она мне тоже нравится. Хуже, она меня заводит до зуда по всему телу.

Никогда в отношении Милены у меня не появлялись грязные мысли – ее хотелось любить нежно и чисто. А тут… Взять бы за волосы, чтобы ее резко ставший острым язык прирос к небу, и заняться безумным сексом.

– Марк Захарович? – спрашивает Валера, придерживая дверь подъезда.

Приходится избавиться от пошлых мыслей и идти наверх. Оказавшись на площадке с тремя квартирами, на всякий случай закрываю рукой глазок единственной, сейчас жилой, и смотрю, как Валера орудует отмычками.

Милена заворожено наблюдает за действиями моего начальника службы безопасности и делает глубокий вдох, когда раздается щелчок.

Нет, она не боится – она в предвкушении.

У моей нежной и правильной девочки горят глаза от осознания, что она собирается сделать. Это настолько не укладывается в голове, что я на секунду даже допускаю мысль, что это не Милена, а ее близнец, клон или что-то в этом роде.

С ума сойти…

Мы входим в квартиру, Валера остается в прихожей на случай, если Борис все-таки вернется, а я иду в комнату напротив входной двери.

– А он аскет, – замечаю, осмотревшись.

Почти казарма – ничего лишнего. Диван, старая секция, журнальный столик, телевизор на тумбочке. Милена аккуратно входит за мной и зачем-то говорит:

– Я здесь впервые.

Улыбаюсь, но так, чтобы она не заметила.

– Ничего лишнего.

Открываю дверцы секции – пусто. На полке тоже ничего. Возможно, это только у женщин привычка ставить фото в рамках, статуэтки, но и мужчина может бросить какую-то мелочевку на полку или журнальный столик. Газета, зажигалка, пустая кружка, книга, зарядка от телефона – да что угодно. А тут, можно сказать, нежилая квартира.

– Может, ему хватает одной комнаты? – предполагает Милена, указав кивком на закрытую дверь.

– Давай проверим, – соглашаюсь и первым иду к спальне.

Толкаю заводскую дверь, окрашенную белой краской, и усмехаюсь.

– Что? – Милена пытается заглянуть в комнату.

– Он был готов в любую минуту исчезнуть, поэтому и поддерживал такой порядок, чтобы потратить на сборы минимум времени.

Спальня выглядит почти так же, как и зал. Застеленная кровать, шкаф, к которому я и подхожу. Открываю створки и даже не удивляюсь, что внутри пустота. Только три погнутые пластмассовые вешалки.

Еще раз обхожу комнату, Милена же стоит на месте и только вертит головой.

– Осталась кухня, – пожимаю плечами, сомневаясь, что и там мы что-нибудь найдем.

Но если уж идти, то до конца.

– Еще ванная, – слышу из коридора голос Валеры, который как раз обыскивает встроенный шкаф у входной двери, когда мы выходим из комнаты.

– Что там? – спрашиваю я.

– Куча хлама, скорее всего, хозяйского.

– Поройся все равно, – говорю и иду в кухню.

Милена ходит за мной по пятам и в основном молчит. Но ее способность замечать детали не помешает, если, конечно, навык не потерян. Я помню, как раньше она могла обратить внимание на самую мелочь и сразу же прикинуть, как это будет смотреться в кадре.

На кухне не было даже микроволновки. В шкафчиках несколько тарелок, пара кружек, на плите старая чугунная сковорода.

– Марк… – голос Милены звучит надломлено, испуганно.

Она стоит напротив дребезжащего старенького холодильника, приложив ладонь к руке. Плита мне уже не интересна, а вот белый листок, прикрепленный обычным квадратным магнитом, очень даже. Обычной шариковой ручкой там написано: «Жаль,