— Что это значит?

— Подумай, и, может быть, поймешь сам.

Яр не хотел ни о чем думать…

Однажды Алета решила, что Яру пора поговорить с младшей женой. Она свела их в ресторане «Идальго», а сама незаметно исчезла.

— Привет, — сказала Ольша, усаживаясь напротив.

— Привет, — сказал Яр. — Извини за тот разговор.

— Не надо сейчас оправдываться. Алета мне все объяснила.

— Все?

— Ты болел. Ты бредил. Мы не должны были видеться.

— Да, конечно. Я сам не понимал, что говорил.

— Это уже не важно. Ты знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить?

— О ребенке.

— Алета уже тебе рассказала? Я же просила ее не делать этого…

— Я догадался сам, — соврал Яр. — Она просто потом подтвердила.

— Догадался? — Ольша удивленно посмотрела на него. — Почувствовал?

— Не знаю… — Яр замялся. — Наверное… Не могу объяснить…

— Я хочу его оставить, — резко сказала Ольша, и лицо ее сделалось острым и строгим.

— Я не против, — сказал Яр.

— Нет, ты не понимаешь… Я хочу сама выносить его…

— Сама? Зачем?

— Я так хочу…

— Но в доме рождений…

— Да, да, я знаю! Мне все это говорят, все только это и твердят: дом рождений, дом рождений! Там безопасней! И мне, и малышу!

— Именно.

— Нет! Я не хочу! Не хочу его отдавать!

На них стали оборачиваться. И Яр подвинулся ближе, взял Ольшу за руку, погладил ее пальцы:

— Успокойся… Не кричи…

Он налил ей лимонной воды, велел выпить. Сказал, сам не веря, что произносит это:

— Если ты хочешь, пусть будет так.

— Но это не все… — Она посмотрела на него. Глаза ее влажно блестели. — Я не хочу отдавать его в дом воспитания. Я хочу сама вырастить его.

Яр нахмурился, отпустил ее руку. Долго молчал, глядя в тарелку. Сказал:

— Он будет дикий.

— Он будет мой!

— Это неправильно.

— Почему?!

— Так нельзя.

— Почему?! Почему?!

— Потому что это плохо.

— Кому плохо? Мне? Тебе?

— Я не хочу, чтобы мой ребенок был дикий.

— Я его воспитаю!

— Ты не сможешь. Не сумеешь. Это же… Это груз, ответственность. Разве ты не понимаешь? Тебе не осилить… Дома воспитания для того и созданы — слава предкам…

— Зачем ты так говоришь?!

Она разрыдалась.

Яр смотрел на нее и чувствовал в душе неясное неприятное томление.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил он, начиная злиться.

— Это ведь твой ребенок, — проговорила она сквозь рыдания. — Наш с тобой…

Грянула музыка. Ухоженный сибер-официант остановился возле их столика, собрал грязную посуду, коротко поклонился и укатил. Яру было очень неуютно. Нужно было непременно что-то сделать, но он не знал, что именно.

— Поступай, как хочешь, — сказал он. И понял, что произнес не те слова, что был должен…

Он здорово напился потом. До беспамятства, до бесчувствия. Только одно запомнилось ему: высокие черные тени, встречающие его на выходе из ресторана.

О, эти тени!

Теперь они чудились ему постоянно, всюду. Безумие безвестно сгинувшего Гната оказалось заразным. Неясные фигуры попадались на глаза едва ли не каждую ночь, их пугающие очертания угадывались в неверных тенях, их смутные силуэты мерещились в темных местах. Яр изо всех сил старался не замечать черных призраков. Он убеждал себя, что это лекарства так на него действуют. И обещал себе, что завтра же отправится в клинику. Но почему-то каждый раз на это не находилось времени.

Их время было занято другим.

* * *

Кажется, это был четверг. Или пятница. А может, и суббота.

Яр и Алета только что поужинали и начали собираться на ставшую привычной прогулку.

— Ты уже знаешь, куда мы отправимся? — спросил Яр.

Алета многозначительно улыбнулась и протянула ему какую-то синюю горошину.

— Что это? — поинтересовался Яр.

— Съешь и ни о чем не спрашивай.

— А это не опасно? Мы довольно много выпили.

— Так даже лучше…

Горошина растаяла на языке. У нее был кисловатый вкус.

— Что чувствуешь? — спросила Алета.

— Пока ничего, — осторожно ответил Яр.

— Нужно немного подождать.

Яр присел. И ощутил, что в заднем кармане брюк что-то есть. Приподнявшись, он хлопнул себя по ягодице.

— Почувствовал что-то? — тут же поинтересовалась Алета.

— Да, — ответил Яр и вытащил из кармана плоский чехол-книжку.

Он сразу его узнал. Этот предмет вывалился из тренировочных штанов, что были на бесчувственном Гнате. Но как чехол очутился в этих брюках?

— Откуда он здесь? — вслух удивился Яр.

— Совсем забыла, — виновато сказала Алета. — Я сегодня нашла его в твоем халате, когда разбирала вещи для стирки. И переложила в брюки. Ты его не раздавил?

— Это не комми, — сказал Яр. — Этот чехол принадлежит Гнату.

— Тому человеку с ножом?

— Да.

— И что там?

— Какой-то мусор, я не разбирал его.

— Дай я посмотрю.

Он отдал ей чехол, хоть и считал, что копаться в чужих вещах не вполне правильно. Алета, кажется, так не думала. Она присела возле мужа и разом вывалила себе на колени все, что находилось в чехле-книжке.

— Маркер для пластика. Кредитная карта. Еще одна…

Яр смотрел, как Алета хищно перебирает вещи пропавшего, возможно, мертвого человека, и ему было не по себе.

— Бумаги, какие-то записки… Он писал маркером на обороте квитанций. Делал какие-то пометки для себя… Смотри, как интересно: «Их общение беззвучно. Но, кажется, они понимают наш язык». Это он о тех невидимках?

— Наверное.

— Фотография. Бумажная. Гляди! Это он?

Яр взял отпечатанный снимок. Ему показалось, что рука его при движении оставляет в воздухе едва заметный радужный след. Наверное, причиной тому была синяя горошина… Он попробовал сосредоточиться, всмотрелся в неясную фотографию. Покачал головой:

— Нет, это не он.

— А кто?

— Откуда я знаю?

Фотография была примечательная: кто-то безвестный снялся на фоне неровной бетонной стены в обнимку с покореженным сибером-усмирителем. Но не разбитый сибер и не человек со стальным прутом в руке привлекли внимание Яра. На фотографии присутствовала еще одна фигура.