Выбесила так, что хотел ударить, уже замахнулся, но ее взгляд остановил.

— Сука!

Снова резко поднял, развернул к себе спиной, толкнул вперед, заставляя опереться о стену, девушка прогнула спину. Проскрипел зубами, смотря на ее круглую упругую попку, сжал пальцами, потом провел между ягодиц, до киски, слегка проникая внутрь.

Девушка сжалась, вновь начала что-то говорить, но я уже не слушал и не слышал. В ту минуту она была для меня, как все, такая же шлюха, что несколько минут назад кончала, а сейчас строит из себя девочку.

Вошел резко, сжав челюсти, узкая до боли, вообще ничего не понял, толкнулся дальше, Влада закричала громче, а у меня крыша ехала от того, какая она внутри горячая, узкая, как сжимала мой член.

Перед глазами красная пелена, кончил через несколько минут, вынув член, передернул рукой, не понимая, почему он весь в крови. Ее смывала вода, а я начал приходить в себя.

Вот же блять!

Девственница?

Твою же мать.

Реально?

Влада всхлипывала, плечи тряслись, стала оседать на пол, подхватил, она даже так слабо сопротивлялась, отталкивала.

— Уйди, уйди… ты… ты… чудовище… зверь… уйди…

— Тихо, тихо, черт, девочка, почему не сказала?

Дурацкая отмазка, меня бы ни одно слово не остановило. Подхватил ее на руки, вынес из душевой в комнату, положил на кровать, ушел за полотенцем. Когда вернулся, просто накрыл, отступил.

Я так и стоял в мокрых джинсах, кроссовках, не зная, что делать. Совесть скребла душу до крови, до мяса. Я ведь не насильник, я совсем не такой. Всего лишь пугал ее, украл, сам не зная, для чего, а теперь, оказывается, я тварь конченая, каких мало, на зоне таких опускали.

И вот теперь в гараже пью водку, убивая кулаками стену, размазывая по ней кровь. Сколько времени прошло — не знаю, но уже темно. Размотал бинты и, бросив их на пол, взял бутылку, плеснул на раны, пошел наверх, сразу в комнату Влады. Девчонка так и лежала, как я ее оставил, прижав колени к груди, укутавшись в большое полотенце.

Думал, не дышит, но, склонившись, услышал, как всхлипнула.

— Так, иди сюда, лечиться будем, — тяну на себя, заставляя сесть, но она сопротивляется.

— Отпусти, отпусти меня, мразь, ты самая настоящая мразь, животное, которое не умеет ничего, только пихать свой хер и насиловать.

— Да, ты права, я мразь, животное, тварь подлая, а сейчас давай успокоим нервы, а то я реально вскроюсь за ночь от своих мыслей. Давай, выпей это, нет, нет, глотай, станет легче.

Вливаю в нее водку, Влада захлебывается, но пьет, для нее это сейчас лучшее успокоительное, надо было, конечно, коньяка, но его нет. А утром в больницу поедем, вдруг что порвал ей там, да домой отправлю, нахуя мне такие качели с совестью.

— Нет, я не… я не пью алко… нет…

— Да, ты не пьешь, не материшься, ты целка, но все это в прошлом, пей, потом я научу тебя материться, обзовешь меня словами круче.

— Скотина…

Пьянеет быстро, но все равно пытается ударить меня, сильная девочка, хоть с виду такая нежная и ранимая. Снимаю сырые джинсы, белье, ложусь рядом, нельзя оставлять ее одну на ночь, да и сам крышей поеду, думая всю ночь о том, что случилось.

— Снова будешь меня насиловать? — икает, волосы спутанные, сейчас она похожа на воробушка, язык заплетается.

— Завтра.

— Ты скотина, отпусти, нет, уходи, ненавижу тебя. Все равно сбегу от тебя.

— Конечно сбежишь, а лучше утром зарежешь, сам нож дам, покажу как, чтоб мучился долго. Надо между ребер попасть, на зоне пробовали, но не получилось.

— Дурак совсем?— смотрит как на идиота, губы искусанные, плечи торчат.

Прижимаю к себе, такая хрупкая, маленькая. И как я мог ее спутать там, на стоянке, с Маринкой? Совсем ничего нет похожего, они совершенно разные.

— Лежи смирно, а то руки свяжу.

— Сволочь, — утихает, уткнувшись в плечо.

— Так и живу.

— Ты меня убьешь? — голос пьяный, вопрос дурацкий.

— Нет, завтра в ЗАГС поедем, жениться буду. Где твой паспорт?

— Ты… ты… ненормальный?

Пытается приподняться, полотенце скользит с плеча, обнажая грудь, я снова сглатываю слюну, Влада тут же пытается прикрыться. Да, от пары глотков ее реально очень сильно развезло, но это к лучшему, крепче спать будет.

— Ты только сейчас это поняла? Хочешь еще водки?

— Да.

Сама берет бутылку, делает один глоток, морщит носик, отдает мне. Правильно, пусть напьется, а завтра уже ненавидит меня на всю.

— Спи давай.

Кстати, идея неплохая, поступить как джентльмен, обесчестил девушку, так будь добр, женись на ней. Надо подумать.

Обнимаю, прижимая к себе сильнее, словно убежит, закрываю глаза. Спустя несколько минут Влада расслабляется, слушаю ее тихое дыхание, глажу по все еще влажным волосам.

Нельзя ее отпускать, сейчас нельзя, зря это сказал.

Холодно.

Хочу повернуться, но при любом движении боль отдается во всем теле. На грудную клетку давит бетонная плита, пытаюсь открыть глаза, но веки словно налиты свинцом.

В сознании вспышки вчерашнего дня: душевая, полуобнаженный мужчина, его губы на сосках и груди, пальцы между ног, мое острое удовольствие, а потом сущий кошмар и ад.

Открываю глаза — белый потолок, хочется пить, во рту сухо. Понимаю, что вот сейчас сорвусь в истерику, уже наворачиваются слезы. Но головная боль не дает это сделать.

Я не одна.

Часто дышу, опускаю взгляд, на моей груди лежит мужская рука, раскрытая пасть змеи, она как живая, с черными точками глаз и двумя острыми зубами. На костяшках кровь, кожа содрана до мяса, хочу приподняться, но боюсь разбудить это чудовище, который взял меня силой, а потом напоил водкой.

Очень жаль, но память возвращается ко мне.

Теперь вместо страха накрыл гнев, хотела оттолкнуть, но тут мужчина громко простонал, откинулся на спину, закинув руку за голову. Я зажмурилась, нет, не стоит его сейчас будить, нужно просто очень тихо выбраться, найти ключ и убежать, пока он не проснулся и не стал вновь насиловать.

Медленно села, сдерживая свои стоны боли, кажется, что меня переехал каток и не один раз, зажала рот рукой, чтоб не закричать. Только сейчас поняла, почему было так холодно — я голая, за окном уже утро, на полу комнаты валяются вещи, пустая бутылка из-под водки.

Не знаю, как должна себя чувствовать жертва насилия, во мне сейчас смешалось все: страх, боль, ужас от произошедшего, и что это все может повториться, желание сбежать, сделать больно этому человеку, нет, даже убить его.