— О, что же нам делать? — вздохнула Ливилла, но её душа радостно трепетала с того момента, как стало понятно, что Друз полюбил её.

— Я бы предложил вам выйти за меня замуж, если бы вы отнеслись ко мне благосклонно, — сказал Друз и взял девушку за руку.

Ливилла с улыбкой смотрела в его тёмные прекрасные глаза. Она ждала от него предложения о замужестве, но не думала, что так скоро.

— Говорят, вы уезжаете вместе с Германиком? — произнесла она.

— Верно. Поэтому я хотел бы уже нынче услышать ваш ответ. Вы станете моей женой?

— Конечно, — прошептала Ливилла.

— Я люблю вас! — горячо сказал юноша и, склонившись к ней, поцеловал в губы.

— И я люблю, — пробормотала она, обняв его за шею.

В тот день они были счастливы. Друз — чистый наивный юноша искренне верил, что сумеет завладеть сердцем Ливиллы, а она, в свою очередь, испытывала уверенность, будто любит его.

— Когда я вернусь из Паннонии, мы сыграем свадьбу! — весело проговорил Друз, держа её пальцы в своих.

— Я бы с радостью, но ведь ты — сын Августа. Вдруг он не захочет видеть меня твоей женой? — предположила девушка.

— Захочет, — уверенно возразил Друз. — Отец любит меня больше всех на свете и согласится с моим браком, если я буду от этого счастлив.

Искренность и простодушие Друза изумляли Ливиллу, хотя она была ненамного его моложе. Он не стремился к соперничеству с Германиком, дружил с ним и не интересовался властью. Впрочем, Ливиллу власть пока тоже не интересовала и всеми её помыслами владела лишь привлекательная наружность Друза.

Проводив её на крыльцо, он не скрывал переполнявшей его бурной радости.

Вечером он прибыл в новый дворец, который зодчие продолжали достраивать, исполняя приказ Августа. Разыскав Тиберия в одной из пустынных галерей, утопавших во мраке и терпком запахе благовоний, Друз сразу же рассказал ему о намерении вступить в брак с Ливиллой.

— Мне не нравится Ливилла, — признался Тиберий. — Она очень легкомысленная и глупая девушка и, становясь старше, не приобретает благоразумия. С такой, как Ливилла, ты познаешь много страданий. Но я не желаю препятствовать тебе, ибо в своё время по воле моего отчима я был разлучён с твоей матерью. Я любил Випсанию. И хотя с тех пор в моих объятиях побывало много женщин, лишь её я буду любить всю свою жизнь.

— Мне известно, что ты любил её, — ответил Друз. — Но она вышла замуж за другого, и теперь у неё от него шестеро детей. А ты забыт.

Силуэт Тиберия, сидевшего на скамейке возле чаши с благовониями, был окутан полупрозрачными клубами дыма.

— Забыт ли я? Возможно! Но именно потому, что знаю любовь, я согласен на твою женитьбу, Друз, — сказал он. — И так же я буду поступать со всеми остальными родственниками, пожелавшими вступить в брак. Никаких препятствий! Но потом, если в их семьях начнутся разногласия, пусть они обвиняют самих себя, а не кесаря.

— Позволь заметить тебе, отец, что ты очень мудрый человек, — молвил Друз. — И я восхищаюсь тобой.

— Боюсь, что не всегда тебе предстоит мной восхищаться, ведь я порочен и жесток, — невесело усмехнулся Тиберий. — Но для меня лестно услышать, что я кажусь тебе мудрым. Спасибо, Друз. Когда ты выступаешь из Рима?

— Уже через два дня.

— Это хорошо. Чем раньше вы прибудете в Паннонию, тем быстрее прекратится мятеж, из-за которого я почти не сплю.

— Не тревожься, — вздохнул Друз. — Германик говорит, что мы справимся с восставшими.

— Германику я велел принудить к повиновению войска на Рейне. Но я не слишком ему доверяю.

— Но почему? Ведь Германик спас тебя!

— Да, он меня спас. Но сейчас судьба к нему более благосклонна, нежели ко мне, — ответил Тиберий. — Многое, связанное с ним, заставляет меня насторожиться. Конечно, я понимаю, что он твой друг, и ты его любишь. Однако кроме дружбы для каждого человека существует ещё и долг перед государством. Твой долг быть с ним осторожным. Это я приказываю тебе как твой кесарь.

— Что ж, я повинуюсь как твой подданный, — склонил голову Друз.

— Тогда я обниму тебя и пожелаю удачи, — и, подойдя к сыну, Тиберий заключил его в объятия.

Всё же он горячо любил Друза, который во многом напоминал ему Випсанию и то время, когда он был счастлив. После этого, отстранившись, он вновь стал холодным и надменным кесарем и велел Друзу заниматься сборами в поход. Друз покорился и, оставив Тиберия, удалился из дворца.

Германик, прижимая свой шлем к груди, пересёк сад и следом за Лиодой поднялся на крыльцо. Это был дом, занимаемый семьёй Агриппины. Он располагался на Капиталии, вблизи дворцов, выстроенных кесарями. Перед объездом из Рима Германии хотел увидеть девушку, которую любил, и за два дня до выступления в поход пришёл в её дом.

Лиода, встретившая его у ворот, отнеслась к его визиту с одобрением, поэтому он сделал вывод, что и её молодая госпожа тоже отнесётся к нему благосклонно. Он знал, что Лиода вырастила Агриппину, и ей было известно всё о чувствах этой девушки.

Закат солнца окрасил небо в насыщенный медный цвет. Серые облака казались мрачными. Птицы, издавая пронзительные крики, укрывались на ночлег в кронах деревьев.

Дом, занимаемый Агриппиной и её родными, когда-то принадлежал её отцу, знаменитому воину, отличившемуся во многих походах/Здесь он прожил несколько лет вместе с Юлией, дочерью Октавиана, и их детьми. Когда он погиб, Юлия просьбами и слезами вымолила для себя у кесаря брак с Тиберием, разбив тогда ещё совсем молодому наследнику престола сердце. Все знали, что Юлия не умела быть верной.

Прохаживаясь по крыльцу, Германик немного волновался — прежде ему не приходилось говорить с девушками о любви. Он был воином, и хотя получил хорошее образование и любил поэзию, его приводила в смущение мысль о том, что ему предстоит признаться Агриппине в своих чувствах. Но впереди его ждал военный поход на Рейн, к войскам, которые ему предстояло усмирить, и он не знал, когда вернётся назад.

Агриппина вышла на крыльцо в сопровождении Лиоды. Встретившись взглядом с Германиком, она ласково ему улыбнулась.

— Вижу, что ты сдержал обещание и постарался сделать так, что мы вновь встретились в Риме, — сказала она.

— Да, но послезавтра я покидаю Рим. Я не мог уехать, не встретившись с тобой, — ответил Германик.

— Оставь нас наедине, Лиода, — велела Агриппина рабыне, едва посмотрев в её сторону.

Когда старуха скрылась из вида, девушка подошла ближе к Германику. Теперь никто не слышал их разговора.

— Ты надолго уезжаешь? — осведомилась она.

— Мне это неведомо. Я служил на Рейне всё последнее время, меня там хорошо знают. Солдаты потребовали, чтобы я стал кесарем вместо Тиберия, и не присягнули ему на верность. Теперь я должен усмирить их мятеж. Непростое задание.