Он вошёл в зал, где происходили собрания через боковую дверь, предпочтя её главному входу. Пред его появлением в курию проследовал вооружённый отряд преторианцев под командованием Страбона. Тиберий ему доверял. В былое время Страбон честно служил при дворе. Тиберий планировал дать ему должность наместника в Александрии, отблагодарив тем самым за верность.

— Ave Caesar! — хором произнесли сенаторы, приветствуя правителя.

Опустившись в кресло на возвышении, он слегка склонил голову, на которой сверкал золотой венец кесарей, тем самым отвечая на дружные возгласы сенаторов. В пурпурной тунике, лёгких сандалиях, с искрящимися на запястьях браслетами он сидел перед ними, символизируя верховную власть. Они могли стать теперь лишь его поддержкой. Ничего другого им не оставалось.

— Действовать согласованно, как с Октавианом, у нас вряд ли получится, — сказал он своим тихим голосом. — Я не Октавиан. У меня свои взгляды на власть, и я считаю, что наши римские законы давно пора ужесточить.

— Мы готовы постараться быть вам полезными, Август, — робко молвил кто-то.

Тиберий устремил на говорившего взор своих больших холодных глаз.

— Я хочу, чтобы вы знали, отцы Рима, что мне вовсе не по душе то бремя, которое передал мне Октавиан. Править таким великим и огромным государством — мука. Но я не имею права отречься, ибо обещал Октавиану, что буду вами править.

— О, да, Август, мы согласны, чтобы вы нами правили, — отозвались сенаторы.

Вперёд выступил худой, наголо бритый человек в белой тоге. В руке он сжимал какой-то свиток.

— У нас есть новости с северных границ, — молвил он. — Утром прибыли посланники из Паннонии[6] и из Германии, которые сообщили, что стоящие там легионы подняли против вас мятеж. На Рейне требуют, чтобы их кесарем стал молодой Германик. По слухам, Галлия[7] может оказать поддержку этим мятежникам. В Паннонии солдаты тоже выразили вам протест.

— Паннония не присягнула мне на верность? — осведомился Тиберий.

— Нет. И в Паннонии легионы не желают служить никому, кроме своих командиров, — отозвался сенатор. — Но поскольку Германик предан вам и его любят солдаты, его следует послать на Рейн вместе с римским подкреплением. В сложившейся ситуации лишь он способен подавить назревающее восстание. В Паннонии хотят, чтобы кесарем был кто-нибудь из их полководцев.

Опустив взгляд, Тиберий вздохнул. Он понимал, что сенатор прав и что Германик вполне способен справиться с мятежом на Рейне, однако, его пугала мысль о том, что молодой полководец, воспользовавшись шансом захватить власть, примкнёт к недовольным солдатам. Тем не менее внутренняя сила духа позволила Тиберию победить сомнения. Он решил рискнуть.

— Я пошлю Германика на Рейн, — сказал он. — А в Паннонию отравлю своего сына Друза. Он уже неплохой воин и к тому же будет действовать в моих интересах.

— Да будет так, о, Август! — отозвались сенаторы.

После этого ему подали несколько свитков с прошениями относительно хозяйственных вопросов Рима. Ознакомившись с их предложениями, кесарь поторопился покинуть зал курии. Ему хотелось как можно быстрее вернуться во дворец.

В вестибюле к нему через толпу преторианцев протиснулся Домиций Агенобарб. Тиберий едва удостоил его взглядом.

— Август, я сделал всё, как вы велели, — сказал он. — Ваш враг больше не заставит вас тревожиться...

— Похвально, Домиций, — холодно произнёс Тиберий. — Но неужели ты думаешь, что я буду благодарить тебя за то, что ты честно выполнил долг перед Отечеством?! — и, отстранив Агенобарба, он зашагал к лестнице.

Недоумённо глядя ему вслед, Агенобарб видел, как Тиберий уходит из Сената, окружённый преторианцами. Постепенно растерянность молодого патриция сменилась гневом. Ему, как и многим в окружении Тиберия, становилось понятно, что правление этого государя будет не столь радужным, как правление Октавиана. Наступали тяжёлые времена.

А Тиберий, выходя из здания, лишь поморщился.

— Вот люди, созданные для рабства, а не для власти, — пробормотал он, вспоминая лесть сенаторов.

Теперь ему предстояло отправить войска в Паннонию и Германию. Судьба распорядилась так, что командование на Рейне ему пришлось доверить Германику. В сложившейся ситуации лишь Германик был способен подавить мятеж.

Двое рабов распахнули перед всадниками тяжёлые ворота, и они въехали в небольшой двор, окружённый зелёным садом. Возглавлял кавалькаду молодой воин в кожаном плаще.

Сидевший на террасе Луций Страбон только что вернулся от кесаря и собирался пропустить кубок вина, но прибытие всадников отвлекло его от хорошего времяпрепровождения.

Улыбнувшись своему сыну, который возглавлял кавалькаду, он помахал рукой.

— Вечер добрый, Сеян! Как прошла твоя поездка в Кампанию? — спросил он.

Спешившись, молодой человек отдал приказ сопровождавшим его людям следовать по домам. Это были солдаты, преданные ему люди. Они честно служили Сеяну и своему государству.

Страбон ценил воинские таланты сына. По его мнению, из Сеяна когда-нибудь мог получиться великий генерал.

Несколько лет назад Луций Элий, человек богатый и влиятельный, усыновил Сеяна, что позже позволило ему приобрести наследство. Потом молодой человек уехал служить в Армению, где провёл почти год, возглавляя отряд солдат, вверенных ему Октавианом. Затем, вновь вернувшись в Италию, он исполнял различные поручения родного отца, который планировал ввести его в число придворных преторианцев.

Сеяну слегка перевалило за тридцать. Он был красив и очень энергичен. Высокий, стройный, с загорелым мужественным лицом, Сеян выглядел очень привлекательным и тем самым располагал к себе людей. Его дружелюбный взор, спокойный ровный тон голоса, благородные манеры позволяли ему легко заводить друзей.

— В Кампании стоит чудовищная жара, отец, — проговорил он, поднимаясь на террасу и садясь за стол. — Я выпью вина с тобой и сразу же поеду домой, обниму свою жену Апикату.

— В эти дни и в Риме зной, — поморщился Страбон.

Осушив кубок, Сеян понимающе кивнул ему:

— Я много думал о тебе по дороге сюда, отец... Новый кесарь оставит за тобой место главы преторианцев?

— Нет, — ответил Страбон. — Он уже решил повысить меня и дать должность наместника в Александрии. Как только он найдёт мне преемника в качестве главы преторианцев, я покину Рим.