Рядом со мной остановились две молоденькие девушки, лет по шестнадцати и о чем‑то защебетали. Я прислушалась, все равно делать нечего.

— Смотри, как здорово лучи солнца переломляются в витражах и все они попадают на ограненные хрустальные шары. Видишь, как потом лучи по залу разбегаются?

Вторая девушка изучила витражи, шары и благосклонно кивнула.

— Да, я заметила.

— Меня за эту идею наставница похвалила. Говорит, что я будущая звезда дизайнинга! Вот! — Девушку буквально распирала гордость за то, что ее идею приняли и воплотили. Она буквально светилась от счастья. — А мама сказала, что я молодец! Вот!

Сердце сжала тоска. Мама… Я хочу к маме! Хочу принести какую‑нибудь поделку из школы и чтобы она потрепала меня по голове и сказала:

— Хорошо постаралась, дочка.

Хочу что‑нибудь нарисовать, чтобы меня хвалили. Очарование залом пропало и осталось только тоска. Две девушки недоуменно повернулись ко мне, пожали плечами и снова вернулись к прерванному разговору, даже отходить никуда не стали. Какое им дело до чувств какого‑то скулика. Как я теперь понимала того мужчину на дороге. Захотелось заорать, разбить эти чертовы хрустальные шары, расколошматить роскошные витражи, оборвать шелковые занавески и пройтись по ним прямо в сапогах. Но я стояла. Стояла и смотрела на чужое счастье, чужую счастливую жизнь. Впервые в этом мире я поняла, что по-настоящему ненавижу всех этих людей в роскошных одеждах, тех, кто походя лишили меня всего, что у меня было, а потом уже почти год усиленно пытающихся превратить меня в вещь.

Девушки рядом испуганно вскрикнули и обернулись ко мне. Эмпаты? Ну, конечно же, это вряд ли сложно. Значит, мои чувства были настолько сильны, что причинили им боль. Даже порадовалась. В глазах ужас и непонимание. Они чувствует, что моя ненависть направлена на них, но не понимают почему. Почему на них? И сама не знала в тот момент. Позже, пытаясь разобраться, думаю, что я возненавидела из‑за того, что у них есть то, чего лишена я. Любящие родители, любимое занятие, друзья, а моя судьба вечно шататься за магом и служить ему батарейкой. И в один прекрасный день ему понадобится больше энергии, чем я смогу дать и мое тело выкинут на помойку, как сломанную и отработавшую свое вещь. Те маги, с кем я общалась по необходимости во время обследований, утверждали, что это для меня высшая честь, полностью послужить хозяину. Говорили по долгу службы, как будто исполняли изрядно надоевший ритуал, иначе заметили бы кривую усмешку, появляющуюся на моих губах. Знала об этом и ничего не могла с собой поделать, как ни пыталась. Но могла и не стараться, все равно никому не было дел до моих чувств.

Девушки все‑таки на том балу от меня убежали. Непонятно почему, но я сочла это своей победой — первой победой над магами. Я заставили их обратить на себя внимание, заставила отступить. Впереди наказание? Пусть! Ради этого сладкого мига победы я готова была вытерпеть любую боль…

Победителем я себя чувствовала до вечера, когда вернулась к архимагу и… ничего не произошло. Словно и не было моей победы. Ее не заметил никто. Теперь‑то я понимаю, что вряд ли те девушки побежали рассказывать кому‑то об апостифике. Даже если б и рассказали, им бы и досталось, что слушают чувства всяких там скуликов. Они промолчали, а моя победа осталось только в моих грезах. Маги просто не обратили на нее внимания, мимоходом глянули и занялись своими делами.

Как бы то ни было, но эта поездка в другой Дом многое мне дала. Во-первых, я хоть и краем, но познакомилась с внешним миром и узнала, как живут люди. Во-вторых, намного ближе и плотнее, чем в Доме Кайтаидов, там меня просто никуда не пускали, познакомилась с жизнью самих магов, многое узнала об их интересах и жизни, слушая разговоры окружающих. В-третьих, я все‑таки сумела разобраться в своих чувствах и поняла, что не сдамся. Может ничего сделать и не смогу, но буду пытаться всеми силами. Если уж совсем будет плохо, попытаюсь хоть лабораторию расколошматить, где меня периодически осматривают, но вещью я не останусь никогда и ни за что.

М-да. О последнем легко было думать, но как сделать? В голову ничего не приходило и в очередной раз меня накрыла волна отчаяния. Подавленной я вернулась в Дом Кайтаидов вместе с архимагом Ортеном Маренсом. Вот последний был доволен и буквально светился от счастья, видно переговоры прошли удачно. Как же мне хотелось испортить ему настроение, но ничего придумать не смогла, а терпеть наказание ради какой‑то мелочи, типа водой облить совершенно не хотелось.

Ошейник при возвращении мне не сняли, но нет худа без добра. Как ни надоел он мне, да и чувствовала себя рабыней с ним, но и польза от него была большая — меня перестали запирать в комнате, предоставив в пределах центрального дворца совершенную свободу передвижений. Ну… частично свободную. Нет-нет, никто меня ни ограничивал ни в чем, да и как можно ограничивать того, кого НЕ ЗАМЕЧАЮТ? То есть совершенно не замечают. Наверное, я могла бы войти в мужской туалет, но и это никого не заставило бы ни на секунду прервать своих дел. Экспериментировать, правда, не рискнула. Ограничивал меня в передвижениях по дворцу ошейник. Если мне куда нельзя, то он немедленно предупреждающе сдавливал горло, дышать можно, но тяжко. Упорствовать желания не возникало.

Как я поняла, запирали меня не столько потому, что боялись побега, сколько для того, чтобы я была под ругой у архимага как только ему понадоблюсь. Ошейник решал и эту задачу — каким‑то образом Маренс, если я ему была нужна, подавал сигнал и ошейник начинал пульсировать. Тут мне сразу надо было бросать все дела и бежать к архимагу, иначе очень скоро пульсация переходила в удушении. Карты дворца мне, естественно, никто выдавать не спешил, так что его я изучала самостоятельно, но вот когда требовалось найти архимага… впрочем, и тут ошейник помогал — если я сворачивала не туда, он слегка сжимал горло. Приходилось возвращаться и поворачивать в нужную сторону. Плохо было, когда попадала на перекресток. Иногда два раза подряд испытывала неприятные ощущения прежде, чем находила нужный коридор.

Спортом по утрам со мной тоже перестали заниматься. Видно довели до того состояния, которое считали приемлемым и остановились. Наверное, еще и магией помогали, иначе трудно объяснить, как я за восемь месяцев умудрилась натренироваться так, что легко отжималась по сорок раз на каждой руке, а подтянуться вообще без особых проблем могла раз двести. Если магией апостифику в мозги лезть было нельзя, то про тело это не скажешь. Чертовы маги. Хотя в последствие я не раз благодарила их за эти тренировки.

Тихо и незаметно прошел мой одиннадцатый день рождения. Я даже забыла о нем, только спустя неделю подумала. Попыталась вспомнить, что там было и не смогла. Сейчас‑то я восстановила тот день в деталях, но… вспоминать‑то нечего. Ничем не отличался от обычного дня. Та же утренняя прогулка, потом зайти в библиотеку и найти что‑нибудь почитать. Тут тоже есть ограничения — книги по магии мне недоступны. Стоит попытаться взять одну из них и немедленно ошейник сдавливает горло. А вот книги по истории, географии, геральдике, история Домов пожалуйста. Я брала книги на разных языках просто, чтобы потренироваться в чтении на них, уходила куда‑нибудь подальше, где никто не ходит, забиралась в самый дальний угол и там читала. Пусть меня никто не замечал, но и мне не хотелось никого видеть. Заодно и дворец обследовала. Оказывается, у него есть и подземные этажи. Как я выяснила, там располагались лаборатории, особо защищенная арена, где проверялись новые заклинания, хранилища. Естественно, туда мне ходу не было, зато я нашла неприметный коридор, который увел меня куда‑то в сторону от самого дворца. Там был целый заброшенный этаж, совершенно непонятный. Зачем он тут? Фундамент? Я точно знала, что дворец стоял чуть в стороне, немного, метров в пятидесяти, но в стороне. Видно хотели делать пристройку, а потом по какой‑то причине отказались, а сам этот этаж забросили, хотя, судя по следам, одно время пытались его обживать, кое-где даже мебель стояла, хотя почти уже и разрушилась.