Брауну, – предложил доктор. – Говорят, он подавился яблоком. Редкий случай для взрослого.

– Не совсем так, – возразил Гуго. – Статистика смертей от пищевого удушья среди взрослых довольно внушительная.

– То есть вы полагаете, что это был несчастный случай?

– А вы нет?

Менгеле вновь добродушно улыбнулся и произнес:

– В сказке братьев Гримм яблоко было отравлено.

– Да, я думал о яде, – признал Гуго.

Смущало то, что доступные быстродействующие яды обладают характерным запахом, а огрызок не пах ничем, кроме гнили. Он опять достал пакетик, вытащил яблоко.

– У вас есть лишь один способ проверить эту версию, не находите?

– Считаете, я должен это сделать? – Гуго перевел взгляд на овчарку, весело прыгавшую по сугробам.

– Господь всемогущий, герр Фишер! – Менгеле закатил глаза. – Что вам в голову взбрело? Давайте сюда ваш огрызок, сейчас скормим «рябчику».

Доктор забрал яблоко, подошел к группе заключенных, кончавших гимнастику, ткнул кулаком в плечо одного и протянул ему огрызок. Тот недоверчиво выпучился. Судя по выпиравшим под полосатой робой лопаткам, он забыл, когда в последний раз ел досыта. Сунув подачку в шамкающий беззубый рот, мужчина в мгновение ока жадно проглотил остатки яблока, поблагодарил и вытер руку о робу. Красный треугольник обозначал политического, а буква – венгра. Ласково улыбнувшись, Менгеле неторопливо вернулся к Гуго.

– Ну, теперь нам известно, что яблоко не отравлено, – сказал он, наблюдая за венгром, вернувшимся в строй под надзором капо.

– Да, теперь известно, – только и ответил Гуго.

10

Кончик карандаша уверенно скользил по бумаге, оставляя темный след. Кроме Йоиля, в спальне никого не было. Другие близнецы отправились на осмотр, а он притворился, что у него болит живот, и теперь рисовал казарму в Болонье, куда нацисты отвезли их семью, прежде чем на поезде переправить в Аушвиц. Тот день запомнился Йоилю вездесущим серым цветом. Начало ноября, от дождя на заднем дворе казармы образовались огромные лужи, в которых отражалось хмурое небо. Громко топающие сапоги сероглазых эсэсовцев в серой форме. Высокий господин в казарме яростно стучал пальцами по клавишам пишущей машинки, и это постукивание сливалось со стуком капель по стеклам. Высокий господин составлял список, отмечая тех, кто мог вернуться домой, и тех, кто должен был сесть на поезд.

Скрипнула дверь, и Йоиль отложил карандаш вместе с воспоминаниями. Вошел доктор. Йоиль дисциплинированно встал, стараясь не скрежетать стулом по полу, вскинул руку в приветствии, как его учили, после чего поздоровался:

– Добрый день, дядя.

Менгеле пришел не один. Йоиль сразу узнал его спутника: тот самый, с палочкой и в штатском пальто, пусть и с повязкой на рукаве, – он вышел поздно вечером из палаты, где лежал Браун.

– Добрый день. – Менгеле достал из кармана два кубика сахара. – Это Гуго Фишер, он расследует смерть доктора Брауна и хочет побеседовать с тобой.

– Хорошо.

– Он нас понимает? – на всякий случай уточнил Гуго.

Йоиль как зачарованный следил за его правым глазом. Тот быстро двигался туда-сюда. То ли тик, то ли мужчина делал это нарочно, чтобы напугать Йоиля. Если нарочно, то напрасно старался, Йоиль его не боится.

– Конечно понимаю, – ответил он.

– Кто научил тебя говорить по-немецки?

– Папа. – Вспомнив об отце, Йоиль невольно вытянулся, точно оловянный солдатик. – Мой папа был профессором немецкого языка в Болонском университете, потом его исключили. Он всегда говорил, что знание языка великой нации поможет мне в жизни.

Йоиль врал. Дословно отец говорил: «Ты должен знать немецкий, он пригодится тебе, чтобы объясняться с фрицами…»

После того как Бенито Муссолини заключил с Адольфом Гитлером союз, который взрослые называли «Осью», отец Йоиля решил, что семья обязательно должна говорить по-немецки. Что же, он оказался прав. Немецкий им пригодился. Когда в казарме отец сказал, что он преподаватель немецкого, эсэсовец страшно обрадовался, – мол, там, куда их отвезут, очень нужны переводчики.

По дороге он повторял с папой все, чему научился. Габриэль не захотел. В пять лет брат наотрез отказался заниматься немецким, а со временем и вовсе позабыл язык. Йоиль, напротив, усердно учился и читал книжки. Во время путешествия он старался почаще перекидываться словечком-другим с охранниками. Одни фрицы были добрыми, другие злющими, как их овчарки, но в целом все они лучше относились к тем, кто говорил по-немецки.

– Оставлю вас наедине. – Менгеле собрался было уйти, но вдруг обернулся и внимательно посмотрел на Йоиля. – Где ты разбил губу?

Йоиль провел пальцем по подсохшей корочке.

– Я поскользнулся и упал.

Доктор ласково взъерошил ему волосы и вышел, закрыв за собой дверь. Йоиль сел. От незастеленных трехъярусных кроватей воняло. Ночью кто-то опять напрудил в штаны.

– Итак, – начал Гуго Фишер, – это ты обнаружил тело доктора Брауна?

– Я.

Йоиль внимательно разглядывал лицо герра Фишера. Когда тот улыбался, в уголках глаз появлялась сеточка морщин, а на правой щеке – ямочка. Похоже, они с дядей Менгеле были примерно одного возраста. Волосы коротко острижены, как у всех немцев в лагере. Белые ровные зубы, светлая улыбка. Йоиль не мог объяснить себе, почему люди с кривыми и испорченными зубами казались ему злыми, ведь у всех эсэсовцев зубы были отменными.

– Давай-ка я тебе расскажу, в чем заключается моя работа. – Герр Фишер присел на край койки, пристроив рядом трость. – Когда кто-нибудь умирает, нужно понять, была ли смерть естественной, или человека убили. Если есть сомнения, зовут меня. Все думают, что доктор Браун умер, подавившись яблоком. Могу поспорить, мама сто раз говорила тебе, чтобы ты не спешил во время еды.

– Да.

– Если кусочек попадет не в то горло, можно умереть. Возможно, именно это и произошло с доктором Брауном. Однако нельзя исключить, что некто прочинил ему зло. Моя работа – выяснить правду.

– И чем я могу вам помочь?

– После того как тело унесли, санитары тщательно прибрались в комнате, где умер герр Браун. В общем, навели там порядок. А мне нужно знать, как все было тогда, когда ты нашел труп.

– Я должен вам это описать?

– Да, будь любезен.

– А рисунок не подойдет?

– Что?! – изумился Гуго.

Йоилю хотелось помочь герру Фишеру. Он был добрым. По-настоящему добрым, а не фальшиво, как лагерные врачи. Он был другим, как и его пальто. Йоиль поднялся, выдвинул ящик стола, достал альбом, протянул немцу. Фишер перелистал рисунки и вытаращил глаза от удивления.

– Это ты сам нарисовал? – пораженно спросил он.

Йоиль гордо кивнул.

11

Менгеле не преувеличивал. Глаза у ребенка оказались действительно редкостными. Зелеными и чуть светлее к центру. Темно-карее пятнышко в левой радужке – будто островок в зеленом море.