глаза красные? – с порога заметил он.

– Если не уволишь администратора гостиницы, я уезжаю.

Понимала, что это единственный способ лечить людей от хамства. В маленьком городке узнают, за что уволили, задумаются.

– Как скажешь, – кивнул он, внимательно рассматривая её, словно увидел впервые. – Пойдём обедать, там и уволим.

Спустились в ресторан. Администратор, видя их, вытянулся за стойкой в струну. Подбежали три официанта.

– Директора, – буркнул Виктор.

– Из горячего у нас котлеты по-киевски, утка жареная, свинина с апельсинами, – замурлыкал официант.

– Две свинины. По-человечески, без апельсинов. Закусочек и вина, самого приличного, что у вас есть.

К столику подбежал мужчина в красном пиджаке, с толстой золотой цепью на шее.

– Здравствуйте, Виктор Миронович! Я директор гостиницы. Не сквозит ли в номерах? – засуетился он.

– Администратор, который сейчас работает, должен быть немедленно уволен, – холодно сказал Горяев.

– Окошкин? Он что-то сделал? – удивился директор.

– У меня всё! – рявкнул Горяев.

И директор начал удаляться, кивая и пятясь спиной, как древний японец.

– За успех поездки! – поднял Горяев бокал. – Как говорит ЧВС, вино нам нужно для здоровья, а здоровье нам нужно, чтобы пить водку!

Валя натянуто улыбнулась. Ели после этого молча, потому что официанты не отходили от стола.

– Сейчас экскурсия по городу и встреча в модном кабаке, – предупредил Виктор.

– Зачем обедали, если в кабак? – удивилась Валя. – На охоту ехать— собак кормить?

– Не угадаешь, чем накормят в провинции. А здесь вполне.

У подъезда гостиницы стояли три дорогие иномарки. В одну посадили Валю с Горяевым. В другую сел низенький толстый мэр. В третью – угодливо улыбающиеся здоровенные мужики.

– Кто эти люди? – тихо спросила Валя.

– «Обыск покажет», – усмехнулся Горяев, и водитель в ужасе на него обернулся.

Машины снялись с места и рванули по главной улице, на которой всё живое испуганно уступало им дорогу. Минут через десять остановились около разрушенной монастырской стены и собора, обшитого лесами.

Толстенький мэр выскочил из машины, открыл Вале дверцу:

– Это наш знаменитый собор. Идёт реставрация, скоро всё засияет!

– В прошлом году отчитывались о его реставрации, – нахмурился Горяев.

– Оказалось, Виктор Миронович, он очень какого-то века… Вызвали французских реставраторов делать анализ кирпичей, – вдохновенно врал мэр. – Они сказали, особенная каменная кладка, пришлось переделывать.

– Зато, говорят, у тебя казино выложены обычной кладкой и растут как грибы, – напомнил Горяев.

– Так налоги платят. В детский дом телевизоры купили, – развёл руками мэр: дескать, я, конечно, против, но время такое.

И снова помчались мимо драных старых избёнок с кружевными наличниками, облупленных пятиэтажек и завалившихся заборов. Затормозили на горе, где высилась металлическая башня и было сооружено что-то грубое, цементное, вроде смотровой площадки.

– Телебашня, своё телевидение! – похвастался мэр. – А вон мост. Реставрируем. Завод, правда, встал. Ищем инвестора.

– Чем народ живёт, если градообразующее предприятие встало? – строго спросил Горяев.

– Огородом. В Турцию ездят. Шапки делают из козьей шерсти. Даже в Москву их возят. Вышивка местная. Мы вам подарим, – он поскрёб в затылке. – Поднимать надо город! Губернатор не слышит.

– У вас же завод холодильников.

– Да вон он, – показал мэр вдаль. – Старые линии. Делают потихонечку сковородки и кастрюли. Возят продавать.

– Сами возят? – удивился Горяев.

– Им зарплату дают кастрюлями, – вздохнул мэр. – Хотел завод на аукцион выставить. Губернатор сказал, сиди, не высовывайся.

Следующей остановкой был новодельный ресторан, собравший в себе тупую бетонную архитектуру, облака пластмассовых растений и пластмассовые фонтаны.

Прошли сквозь фойе, где густо накрашенные девушки кокетничали с кавказцами, потом через казино с автоматами по стенкам, потом через зал, где гремела пламенная ламбада и среди танцующей толпы летала фата. Зашли в помещение, обитое малиновым шёлком с душераздирающе жёлтыми кистями.

– Похоже на крематорий, – шепнул Виктор.

В одном углу стояла толпа мужчин в костюмах, в другом – длинный накрытый стол. Толпа мужчин встрепенулась, выстроилась пожимать руки Горяеву, после чего расселась.

Стая официантов в рубашках из того же малинового шёлка, что обивка стен, подпоясанных теми же жёлтыми кистями, как на обивке, понесли компанию осетров в человеческий рост. Осетры были аккуратно обложены звёздами из свёклы – в тон обивке и полумесяцами из кожи лимона – в тон кистям.

– Фильм ужасов на широкую ногу, – шепнул Горяев Вале.

Потекли тосты от ведомств и отдельных чиновников, содержание которых состояло из восхваления Ельцина и Горяева.

– А теперь сюрприз, – объявил мэр.

В двери вошли тщедушный гитарист во фраке с бабочкой и пышная дама в чёрных кружевах, с розой в волосах. Гитарист ударил по струнам, а дама запела низким контральто: «У любви как у пташки крылья, законов всех она сильней…»

После номера даму представили как заслуженную артистку Клавдию Пурпурную и посадили с другой стороны от Горяева. Она пыталась подвинуть стул поближе и прижаться к Горяеву, жалуясь на бедность местного театра, совмещающего в одном здании оперный, драматический и кукольный.

Но Горяев умел опускать между собой и собеседниками стекло такой толщины, что Пурпурной пришлось объявить «белый танец». Стоило ей выйти танцевать с Горяевым, как мэр объявил:

– У нас не танцуют всухомятку!

И в зале притушили, точнее, почти выключили свет. Это выглядело совершенно неприлично, но люди за столом вели себя так, словно это в порядке вещей. Когда Горяев отодрал от себя горячие ладони Клавдии Пурпурной, зажгли свет, и мэр поднял бокал:

– Дорогой Виктор Миронович, мы знали о том, что вы сильный руководитель и влиятельный политик, но мы не представляли, что вы ещё и любимец женщин…

Тост длился минут десять, и рюмки после него бойко хлопнули об пол, а малиновые с жёлтым официанты запорхали вокруг с вениками, как экзотические бабочки. Гостиница с хамом-администратором показалась Вале после этого раем обетованным.

Когда вернулись в её номер, спросила:

– Тебе всегда артистку подсовывают?

– Когда учительницу, когда проститутку, – он зевнул.

– И ты…?

– Любой ответ не в мою пользу, – усмехнулся Горяев. – Пойми, я для них сразу и Борис Нелакаевич, и Цицерон Степанович. Им кажется, что можно не работать, как в совке, а приедет начальник и нажмёт на денежную кнопку.

– Ельцин правда с моста с букетами падал, когда на свиданье шёл?

– Свечку не держал.

– А как отсюда домой позвонить?

– У тебя ж сотовый.

– С него дорого, – сказала Валя с материной интонацией, но всё же набрала домашних.

Вика читала книжку. А мать наказала посмотреть, что там в магазинах дешёвого.

– Не девочка, а ангел, – поделилась Валя с Виктором. – Уж не знаю, что и подумать?

– У моего друга сын подсел. Главные наркобазы – престижные вузы. На детей богатых ложатся дилеры, сдруживаются, подсаживают. Мальчик своё спустил, навёл на квартиру, помог угнать отцову тачку. Обследовали, полный список – гепатит В и С, СПИД. Отправили в Америку