Голос в записи звучал странно — будто и не ее вовсе. Селения опустила козырек кепки. Адам настоял на том, чтобы она хоть как-то «прикрыла свою физиономию», раз собралась ехать с ними. Сам он напряженно стоял рядом, тыкая на экран браслета.

Она слушала слова, на запись которых ушло много дублей и еще больше — нервов. Когда она начала рассказывать о матери, толпа притихла. Мелькнули яркие листовки: все их люди были задействованы в сегодняшнем, раздавали их горожанам, пока транслировалось сообщение.

«… и этого могло бы не случиться, если бы соблюдалось наше право. Право на то, чтобы выдвигать собственные позиции к общему голосованию…»: разносилось над площадью. Люди возбужденно перешептывались.

«… совету это было невыгодно. Доступ к необходимой помощи получают лишь те, у кого есть заслуги перед обществом. Есть ли они у вас? А у ваших близких? А есть ли у вас средства на то, чтобы обеспечить лечение себе или своим близким, если что-то случится? А может, у вас есть средства, чтобы оплатить получение заслуг советнику Краймсу?»

Люди переглядывались, продолжали шептаться.

— Это правда, можно просто купить себе судебную неприкосновенность и льготы?

— Какой вздор! Как такое возможно?

«… и вы убедитесь в этом, если перейдете на сайт по коду из листовок. Там есть все доказательства, список всех, кто прибегал к этой возможности…»: люди принялись рассматривать листовки, переходить на сайт, отовсюду послышались возмущенные возгласы.

«… вместе мы сможем это изменить. Участвуя в коллективных принятиях решений, я не раз задавалась вопросом: почему это вообще решаем мы? Те, кто не разбирается ни в судебных тонкостях, ни в том, что нужно городу, ни в том, куда следует пустить общий бюджет. Почему это не решают те, кто действительно понимает в этом? Я — простая официантка, откуда мне знать, нужна ли новая объездная дорога?..»

— Я тоже не раз задавался вопросом, зачем мы тратим время на это, — пробурчал кто-то из толпы.

— А разве может быть по-другому? — Донесся голос с другой стороны.

«… Единственный выбор, который нам нужно сделать — выбрать тех, кто решит это за нас. Кто сможет грамотно выстроить управление, распределить бюджет туда, где это действительно нужно. И я уверена, что если мы не будем каждые пару лет ремонтировать и без того отремонтированные здания, средств хватит и на то, чтобы обеспечить бесплатную медицину для всех, кто в ней нуждается…»

— Она предлагает вернуться к тому, что было раньше? — Послышался недоумевающий голос.

— Но ведь раньше и правда было лучше, — ответил кто-то, — я читала об этом.

— Последнее, конечно, было полной импровизацией, но я рад, что решил это оставить, — усмехнулся Адам, и Селения почувствовала его прикосновение к своей ладони.

Когда видео кончилось и экраны погасли, над площадью повисла тишина. Несколько мгновений тягучей, как патока, тишины. А потом Селения услышала звон металлического браслета, падающего на мощенную плиткой площадь. А после воздух наполнился шумом ударов тысяч браслетов о камень — будто начался град в летний день.

Адам сжал ее ладонь. Он улыбался, наблюдая, как люди избавляются от своих оков.

— У нас получилось, — шепнула Селения.

— У тебя, — усмехнулся Адам.

Когда Алекс поставил точку, он будто вынырнул из-под толщи воды: на него обрушился реальный мир. Он неотрывно смотрел на последние строчки. Подумал, дописал еще один абзац, ставший завершением. Это был совсем не тот финал, который приходил ему изначально. Он смог изменить то, что было в ноосфере, смог дать Селении хороший конец ее истории. Он мог это контролировать, и от этого было спокойно.

В его жизни счастливого конца не предвиделось, как, скорее всего, у многих людей в мире. И он мог дать им что-то хорошее, тем, кто все же прочтет историю Селении. Может, он бы мог вдохновить кого-то, дать им надежду? Надежду на собственное новое начало?

Часть 18. Неформат

Месяц редактуры, корректуры, вычитки и переписывания. Алекс терпеть не мог этот этап работы с текстом, но это было необходимо. Но то, чем он не хотел заниматься еще больше — искать издательство. Поэтому он до последнего читал и переписывал, добавлял и убирал, лишь бы оттянуть этот момент. Но он хотел, чтобы эта история все же дошла до читателя.

Первый отклик пришел через месяц — слишком быстро для ответа по самотеку. Он не удивился, прочитав сообщение: «К сожалению, ваша рукопись не подходит. Желаем дальнейших творческих успехов!»

За ним последовали и следующие — похожего содержания. Скорее всего, они даже не открывали рукопись, ограничившись синопсисом. Или просто формировали автоматический отказ, видя, что рукопись — авторства никому неизвестного писаки.

Алекс открыл очередное сообщение с заголовком «Рукопись рассмотрена». Грустно усмехнулся. На этот раз они потрудились написать, что его история — неформат. Прекрасно. Это было последнее издательство в списке.

Он полагал, что опустошение придет, когда он закончит писать, но оно пришло много позже — сейчас. Хотя он даже не достиг своей цели. Он прикрыл глаза. Это не должно было так работать.

Самым тяжелым было то, что в его сознании уже рождался новый замысел. И он не мог его оставить, не мог игнорировать. Не мог не писать. И потому писал. Он уперся головой в сцепленные руки. Писать, но никогда не быть прочитанным — что это, если не проклятье? Он решил, что ему нужно взять перерыв. Возможно, снова взяться за заказы?

Но не сегодня. Он бесцельно бродил по сайтам, читал какие-то научные статьи в надежде, что встретит знакомое имя. Ничего не было. Неужели ни Агатов, ни Алания не опубликовали ни одного результата? Прошло уже много времени, у них определенно было, чем поделиться.

Он не сдержал смешок, все же наткнувшись на знакомое имя. С небольшого баннера в углу сайта улыбалась девушка с волосами цвета розовой сладкой ваты. «Выставка картин Николь Санни. Грани будущего» гласила небольшая подпись. Алекс перешел по рекламе, прочитал адрес и время проведения. Открытие было сегодня. Хоть у кого-то получилось.

Вечером он вошел в здание экспоцентра. Звук голосов множества людей, смесь парфюмов, буйство красок. После долгого время затворничества такое количество людей почти вызывало панику. Алекс прошелся по залу, рассматривая картины. В каждом мазке, в каждой линии читалась сама Ника. Но ее самой нигде не было видно.

Алекс застыл перед картиной с изображением девушки с мелкими острыми чертами лица, напоминающими птичьи. Но глаза ее были хищные, будто бы неподходящими ей. На руке — массивный браслет с