Тур Хейердал окончил начальную школу в 1927 году. К этому времени окружающие стали называть его «Человек, который изучает животных».

Родителям нравилось усердие, с которым Тур работал в своем музее. Вместе с сыном они радовались, что коллекция вызвала всеобщий интерес, — время от времени посмотреть на нее приходили целые школьные классы. Однако небо над Туром было отнюдь не безоблачным. Он очень беспокоил отца, который видел, что Тур отстает от сверстников в физическом развитии и тушуется при общении с незнакомыми мальчиками и девочками. Когда, несмотря на все усилия, попытки научить Тура плавать не увенчались успехом, отец начал опасаться, что сын никогда не станет настоящим мужчиной. Поскольку мать ничего в таких делах не понимала, инициативу Туру-старшему пришлось взять на себя. Он раз за разом отставлял в сторону дела и отправлялся с сыном в район вблизи шведской границы. Здесь они поднимались на лесистые склоны.

В горном лесу Тур-младший забывал о своей водобоязни. Словно лес ставил заслон, через который не могли пробиться тяжелые воспоминания о происшествиях на пруду Херрегорд и в Церковной бухте. Тур бегал по лесным тропам, наблюдал за животными, некоторых из них пытался поймать. На плато, где только синий горизонт ограничивал обзор, он мог дать свободу фантазии, которая, как черный ворон, летела вдаль на воздушных крыльях. Отец старался не мешать ему.

Летом и осенью они отправлялись в походы с топорами и с удочками, отец иногда брал с собой ружье. Сам Тур никогда не охотился — он не любил убивать животных. Зимой они катались на лыжах — неслись наперегонки, так, что только снег летел из-под палок.

В четырнадцать лет в сознании Тура произошел перелом — ему надоело быть рохлей. Он решил сделать все возможное, чтобы стать членом футбольной команды. А для этого нужно было стать ловким и сильным, и Тур сказал себе, что должен сделать это самостоятельно, без посторонней помощи. А ведь физкультура всегда была для него самым страшным предметом — учителя лишь по доброте своей ставили ему удовлетворительные оценки.

Тур начал заниматься бегом — порой по несколько часов в день. Он бегал и бегал — и в городе, и в лесу. Причем делал это в полном одиночестве — никто не составил ему компанию, друзей у него было.

Традиции. Мать хорошо одевала своего сына

Он старался изо всех сил — и чуть позже, в дополнение к бегу, начал заниматься гимнастикой. Отец как мог способствовал его новому увлечению — он соорудил в саду турник, подвесил кольца и канат. Тур тренировался до боли в мышцах. Не исключено, что при этом он представлял, как удивятся однажды мальчишки, когда увидят, что он может висеть на кольцах, держась только пальцем. Упражнения были самые разные — порой он просто, как пишет Якоби, сидел и изо всех сил ударял кулаком по ребру столешницы, не меняя выражения лица.

Алисон все еще боялась, что Тур-младший упадет и получит травму, или что он попадет в дурную компанию. Но и она понимала, что сыну нужно развиваться, чтобы он смог стать таким, как ей хотелось. Почти неожиданно и не сознавая, что она делает, Алисон тоже способствовала увлечению сына дикой природой.

В то время, когда Тур тренировал свои мышцы на сооруженных отцом снарядах, по лесам к северу от Лиллехаммера бродил один растрепанный человек. Все, что у него было в этом мире, легко помещалось в сумку, которую он носил через плечо. Его звали Ула Бьорнеби. При любой возможности он спал на открытом воздухе, используя камень вместо подушки и еловые ветки вместо кровати. В случае же непогоды ночевал в заброшенной овчарне на маленьком пастбище в Хинне неподалеку от Хорншё. Он питался в основном тем, что давала природа, преимущественно рыбой, но иногда ловил мелкую дичь — куропаток или даже зайцев. Иногда ему удавалось поймать важенку.

За лисий мех он получал в деревне немного денег, которых ему хватало на кофе, сахар и молоко; за беличьи шкурки ему тоже платили какую-то мелочь. Говорили, что он не уважает закон, поскольку не соблюдает правил охоты и рыбной ловли. Однако стражи порядка не трогали его — скорее всего, потому, что, вопреки слухам, Бьорнеби не совершал никаких преступлений.

Ула Бьорнеби происходил из зажиточной семьи. У его отца была большая лесопилка в Фредрикстаде, и дружил он с такими же, как он, богатыми предпринимателями. К сожалению, у отца имелся один существенный недостаток — со всеми житейскими трудностями он боролся с помощью алкоголя; кончилось все тем, что жена оставила его. Вместе с тремя сыновьями она обосновалась в Лиллехаммере и открыла там антикварный магазин, доходы от которого едва позволяли сводить концы с концами. Ула выучился на техника-лесовода, но времена были тяжелые, и работу ему найти не удалось. Отец в свое время подарил ему три акции Лесопильного сообщества, удочку и охотничье ружье. Акции не имели ценности, но удочку и ружье можно было использовать. Поскольку быть для кого-либо обузой было не в его характере, он взял свои небогатые пожитки и обосновался в Хинне — там, где заканчивался лес и начиналось высокогорье. Летом 1928 года Ула Бьорнеби вошел в жизнь Тура Хейерала.

Сколько Тур себя помнил, мать всегда снимала красный домик в окрестностях Хорншё. Туда она отправлялась каждое лето, взяв с собой Тура и остальных детей. Тур-старший с ними никогда не ездил. После случая с горничной мать и отец никогда не проводили отпуск вместе.

Прежде фру Хейердал ничто не связывало с Лиллехаммером и его окрестностями — она нашла Хорншё по объявлению в газете. Сначала она снимала номер в небольшом здешнем отеле, но затем познакомилась с крестьянином Йоханнесом Нермо из Эйера, владельцем пастбища в Хорншё и небольшого домика, который он был не прочь сдать внаем. Единственным недостатком здешних мест с точки зрения отдыха семьи Хейердал была долгая дорога от Ларвика. Сначала они ехали поездом до Драммена, где пересаживались на Вестфолдскую линию и по ней добирались до столицы. Там семейство ждала новая, очень неудобная пересадка, — приходилось перебираться на другой вокзал на противоположном конце города, чтобы ехать дальше по линии Довре. В Лиллехаммере у перрона их ждала повозка, на которой они проделывали оставшуюся часть пути в горы.

Дорога занимала три дня, но для упрямой Алисон такое неудобство не имело значения. Главное, что ей нравились цветущие пастбища Хорншё — там дышалось легко и свободно, и можно было жить все лето, не думая о необходимости соблюдать условности неудачного брака.

У отца был домик в Устаосете. Иногда мать разрешала Туру съездить туда, и мальчик делал это с удовольствием. Но именно мягкий ландшафт окрестностей Хорншё он считал своим раем. Здесь ему в пять лет впервые разрешили сесть на извозчичью лошадь — мать, конечно же, крепко держала его.

Летние каникулы в Хорншё стали новой и необычной школой в детской жизни Тура. На пастбищах паслись лошади и коровы, по склонам бродили овцы и козы. Тур весь день гулял по окрестностям, потом, набегавшись, окунался в горное озеро — здесь он почему-то не испытывал того страха, что вызывал у него Ларвикфьорд. В Хорншё все было иное — и люди тоже; они жили простой крестьянской жизнью на природе и питались ее плодами, их ничуть не занимали технические новшества, на которых были помешаны горожане. Мысль о том, что прогресс — это шаг назад, становилась здесь для Тура совершенно очевидной — разве не городская суета заставила людей оторваться от своих истоков и своей сущности? Каждый раз, когда человек изобретал что-то новое, это называли развитием. Тур видел, как появился в Норвегии автомобильный транспорт, как распространялось электричество, как вошли в обиход радио и телефон. Жизнь стала благодаря им удобнее — это верно, но Тур задавался вопросом: действительно ли все эти вещи так необходимы человеку? Люди тысячи лет обходились без автомобилей — так неужели и дальше нельзя обходиться без них?