И так проходит пара часов (украденных у послеобеденной дремы). В конце концов ты ломаешься, парализуешь его, интубируешь и ставишь на вентилятор, и делаешь МРТ и спинальную пункцию, и в результате все равно ничего не понимаешь. И рядом с тобой нет инфекционистов с невропатологами, которые тоже, наверно, ничего не поймут, но облекут свое непонимание в такие красивые слова, что тебе сразу станет легче.

Но тебе продолжает быть нескучно, потому что ты его так хорошо успокоил, что давление уже по нулям и надо это лечить. По крайней мере, это что-то, что ты умеешь делать. И он не прыгает по палате, и можно дожить до утра, когда начнут поступать результаты посевов и всего прочего.

А назавтра опять тихо…

И после пяти дней ты садишься в верный «форд», желтый и рычащий всеми своими 250 лошадьми, и возвращаешься домой тоже не особенно отдохнувший, но все же не выжженный весь внутри.

Лучший отдых – смена занятий.

Конец недели в преддверии рая

Всю пятницу с семи утра я лечил очень старого пациента в септическом шоке, с дыхательной и почечной недостаточностью, на вентиляторе, и периодически общался с его семьей, чтобы удостовериться, что мы все вместе идем правильной дорогой.

К шести вечера мы все вместе согласились, что правильная дорога ведет в никуда, я начал ему лить морфий, отключил от дыхательной машины, и он мирно ушел ровно за десять минут до конца моей смены.

Всю субботу я лечил не очень старого пациента в септическом шоке, с обширным инфарктом миокарда, с почечной и печеночной недостаточностью и периодически общался с его семьей, чтобы удостовериться, что мы все вместе идем правильной дорогой. Пациент сам никогда не хотел быть ни на каких трубках и машинах, семья, с одной стороны, не понимала, как это все плохо, с другой стороны – одновременно была готова дать ему умереть спокойно, но у меня было чувство, что вот-вот я его протолкну через перевал и он начнет выкарабкиваться…

В воскресенье утром перевал был еще не пройден, мы все вместе решили перевести его в большой госпиталь с большим количеством приборов и специалистов, и я провел некоторое время, общаясь по телефону со специалистами большого госпиталя, объясняя, что, как и почему. Они согласились принять его, и мы стали ждать, пока там откроется койка в блоке интенсивной терапии.

Все воскресенье я продолжал его лечить, но он шел по синусоиде вниз, семья металась между решением лечить и решением отпустить, и я вместе с ними. За два часа до конца моей смены, когда уже прибыла команда медицинского вертолета, он умер. Мы вместе с парамедиками его качали некоторое время, пока я не сказал присутствующей при том жене его, что, похоже, он никуда не летит. И она его отпустила.

Когда я добрался до дома, у меня болели все зубы, трещала голова, бил несильный, но очень мерзкий озноб. Не вирус, а набравшийся за три дня дурной адреналин… И его пришлось лечить горячим душем, стаканом бренди и шестью часами сна.

А потом уик-энд кончился и началась рабочая неделя.

Дом престарелых докторов

Глубоко-глубоко на юге Штатов, в недрах квинтэссенциальной американской Колымы, на клочке пустыни, зажатом между горами и огромным ракетным полигоном, стоит Городок.

Городок живет обслуживанием своего собственного населения, военных и их семей и толп туристов, которые стройными рядами двигаются по главной улице от ближайшего (полтора часа езды) большого аэропорта в центр местного туризма в соседних горах (час езды) с индейским казино, скачками, кабаками и горнолыжной зоной.

Кроме того, в Городке есть больница, маленькая, но обеспечивающая работой тьму народа, и в которую съезжаются пациенты из соседних поселков и деревень.

Основу врачебного персонала составляют так называемые госпиталисты – терапевты, которые специализируются на работе в больнице. Это очень разношерстная команда.

Доктор М. – самый молодой, ему только за пятьдесят. Он христианин-меннонит из Южного Судана (да, бывает и такое). Когда-то он бежал (в буквальном смысле слова) из своей чудесной страны, добрался до Штатов, поехал учиться на медицинский факультет в Мексике и вывез оттуда не только медицинский диплом, но и совершенное знание испанского языка, жену-мексиканку и выводок детей. Доктор M. очень большой, очень черный, очень громкий и очень славный. В него влюблены все медсестры. Когда он приезжает из своего техасского обиталища к нам поработать недельку, весь персонал бежит с ним обниматься. Вообще, он живет в восьми часах езды от Городка, работает там на полную ставку, но ездит сюда подрабатывать для поддержки своей общины в Судане.

Доктор И. – это автор. Ему слегка за шестьдесят, он родился худосочным ашкенази в Баку и там же окончил мединститут. Потом он лихорадочно менял страны и континенты, но в конце концов приземлился в глубине американского юга, где все его устраивает, кроме острого перца чили, который местные повара кладут даже в компот. Он охотится на уток, ходит на рыбалку и по грибы, а в промежутках между этими занятиями приезжает поработать в Городок из довольно большого города в трех часах езды. Сам доктор И. может жить где угодно, но для его жены граница ойкумены пролегает в полумиллионном городе с приличными школами, Институтом фламенко и магазином «Трейдер Джо».

Доктор Д. – ему уже под семьдесят. Он потомок ливанских христиан в третьем поколении, и, как положено выходцу с Ближнего Востока, он очень мягкий и незлобивый мужик. Вообще-то, он специалист по легочным болезням, но в какой-то момент ему надоела головная боль с содержанием собственного кабинета, и он ушел в простые терапевты. При этом в болезнях легких он понимает, естественно, больше, чем остальные мы, и мы этим беззастенчиво пользуемся, когда нужен совет.

Доктор Л. – маленький округлый карикатурный японец лет около семидесяти, вылитый персонаж из боевиков для подростков, который первую половину фильма безропотно терпит издевательства злодеев, а во второй легкими движениями рук и ног крушит их направо и налево, сохраняя при этом благожелательное спокойствие. При этом я подозреваю, что сам доктор Л. вполне в состоянии учинить что-нибудь подобное, поскольку он когда-то отказался от карьеры профессионального спортсмена в пользу медицины, а его дети и внуки не без его влияния служили и служат в разных морских пехотах и прочих спецназах. Доктор Л. до самого недавнего времени приезжал в больницу на «харлее». Но однажды с него свалился и ушибся больно, жена мотоцикл отобрала и выдала антикварный кабриолет «ауди» со своего плеча.

На самом деле доктор Л. только наполовину японец, он сын японки и американского солдата времен оккупации Японии после Второй мировой. Таких детей там было довольно много, американские солдаты