— Да, Патриццио весьма расторопен, иногда даже слишком. Молодость, молодость… Вы уж простите, ваша светлость, если он вел себя без должного политеса.

— Какие мелочи! А кстати, где сейчас находится ваш стремительный помощник?

— Домоправитель отправился с ним в фамильный склеп. Для осмотра тела его светлости.

— И это в такой сильный мороз!

— Патриццио закаленный молодой человек.

— Я вообще-то переживаю за своего домоправителя. Впрочем, шуб у нас в избытке. Не простынет. Я, собственно, вот по какому вопросу, госпожа Раджина. Сегодня у моей падчерицы день рождения. По прихоти судьбы и у меня тоже. Траур и мое нездоровье не позволяют мне устроить по этому поводу празднество. Но я хотела бы собрать в парадной зале слуг и позволить им устроить ужин в честь госпожи Оливии. Я очень за нее переживаю. Кончина отца стала для нее непереносимым ударом.

— Она ведь спит?

— Да, под присмотром дотторе Гренуаля. Так я распоряжусь насчет ужина? Это мероприятие не помешает вашему следствию?

— Никоим образом. Только, пожалуйста, не зажигайте парадную люстру. Прямо скажу, выгляжу я не очень-то приятно для человеческого глаза.

— Вы, право, чересчур самокритичны для королевского следователя, госпожа Раджина.

— Просто я реалистка, ваша светлость.

Паучиха говорит, что она реалистка! У меня сейчас опять когнитивный диссонанс наступит!

— Тем не менее мне хотелось бы увидеть вас. И поговорить с вами откровенно.

— Вы уверены, что выдержите это?

— Я многое видела в жизни.

— Что ж, хорошо.

Из темноты стремительно спустилось черное веретено размером примерно с меня. Я увидела вовсе не паука. У нее было человеческое тело сформировавшейся женщины, все обтянутое неким черным бархатистым материалом, поглощавшим свет. Шесть ее лап плотно втягивались в бока, а две человеческие руки, весьма изящные, двигались свободно. Ее лицо было обтянуто бархатной же тканью, имелись только прорези для рта и глаз. Глаза — да, жуть. Миндалевидные, они не имели век и зрачков и горели оранжевым светом.

— Ну как? — иронично спросила Раджина.

Я встала и сделала глубокий реверанс:

— Доселе я не знала, что пауки могут быть такими очаровательными.

Раджина усмехнулась:

— На самом деле я очень жесткое существо.

— Металл в бархатной перчатке?

— Как вы догадались?

— Я слыхала краем уха о разработках, которые ведутся учеными в плане объединения свойств инсектоидов и человека.

— Верно. Я как раз такой инсектоид. Мне повезло участвовать в научной программе доктора Финкельштейна. Могу с гордостью сказать, что я лучшее его творение.

— Не сомневаюсь. Однако давайте присядем.

Мы сели друг напротив друга. Раджина словно светила глазами мне в душу.

— Знаете, герцогиня, — сказала она. — Я на сто процентов уверена, что вы не убивали герцога Альбино. Мало того. У вас даже мыслей таких не было.

— Вы совершенно правы. Но…

— Здесь мы упираемся в проклятое «но»… Кое-кто из наших западных могущественных соседей жаждет вашей крови. И если король не отдаст вас им на растерзание, может случиться война. У нас огромный внешний долг в золотой валюте. Казна пуста.

— И я должна восполнить этот пробел.

— Да. Как мне ни жаль.

— Госпожа Раджина вы только выполняете свой долг.

— Нет! — стукнула кулачком по столу паучиха. — Мой долг — защищать справедливость и закон. А подписывать смертный приговор невинному человеку — это беззаконие.

— И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Даже петицию в Общество по правам человека подать нельзя. Вы же убили такого поэта… Кстати, ненавижу его стихи. Сладкие сопли, а не поэзия.

— Раджина, вы мне нравитесь. Я рада, что смертный приговор мне подпишете вы.

— Нет! Приговор подписывает Особая комиссия. Я только следователь, винтик в машине так называемого королевского правосудия. Могу только смягчить вашу участь тем, что не нашла в вас признаков ведьмы. Тогда вас не сожгут, а просто повесят.

— Ну уже что-то.

— Вы удивительно спокойны для приговоренной к смерти. Откуда в вас это?

— Наверно, я верю в свою счастливую звезду. У меня мало было счастья в жизни. Дружба с Оливией сделала меня счастливой и бесстрашной. Я говорю вам сразу, что сумею выскользнуть из петли.

— И прекрасно. Вы заговорили о своей жизни. Хотите, я расскажу о своей? Почему обычная паучиха стала королевским следователем? Я родилась в нищей семье, где, кроме меня, было еще восемнадцать дочерей. Сыновья… Понимаете, у пауков есть жестокая традиция по отношению к самцам. Поэтому я не видела своего отца — его убила мать, и не видела своих братьев. Вся наша кладка должна была заниматься тем, чем и занимаются веками пауки-ткачи — тянуть из себя нить и ткать кружева и тончайшие ткани, тем самым зарабатывая себе на жизнь. Я бы тоже стала пауком-ткачом, но проблема оказалась в том, что нить, которую я тянула, была некачественной. Кроме того, я отлынивала от работы и пряталась от матушки и сестер на чердак, где находила старые человеческие книги и, главное, свод законов королевства, попавший туда неизвестно каким образом. Мама даже хотела убить меня, но сестры заступились. Они указали на мой острый ум, умение запоминать любые тексты, смелость и гибкость. Они предложили отдать меня в клинику доктора Финкелыптейна. Из клиники я вышла новым существом — видите каким. Я приехала в родной дом и отдала матушке королевский диплом о моем юридическом образовании, а также то жалованье, которое получила впервые. Жалованье я посылаю сестрам и теперь. Мама скончалась. Тянуть нить — это непосильный труд. Я знаю, что сестры завели самца и отложили кладки. У меня будут новые родственницы, а значит, я должна работать еще качественнее. Семья — это смысл моей жизни, госпожа Люция. И я не позволю разрушить свою семью тем, что дискредитирую себя как следователь.

— Госпожа Раджина, дискредитации не будет. Я подчинюсь вашим требованиям. Свою свободу я не стану обретать за ваш счет и за счет вашей семьи. А можно вопрос?

— Да.

— Почему вы убиваете самцов после спаривания?

— Они становятся страшно ядовиты и агрессивны. Если их не убить после спаривания, они натворят чудовищных дел. Прежде всего они ядовиты для человека.

— Спасибо. Теперь я поняла. Что ж, госпожа Раджина, я не смею долее вас отвлекать от дел. Да и ваш помощник может явиться…

— Да. Мне жаль вас.

— Ничего. Не из таких переделок выпутывались.

И госпожа Раджина вознеслась на потолок в свою паутину.

— Ликеру мне, абрикосового, немедленно, — слабым голосом молвила я.