— Верно. В пансионе ты не только вышивала.

— По вышиванию у меня был неуд. В книге написано, что кинжалы уничтожены навсегда. Бабулька, но тогда откуда?

— Та книга — ложь. Все кинжалы существуют, спрятаны у верных людей, и никто не может их уничтожить.

— Почему?

— Кинжалы связаны тонкими нейронными связями с сознанием того, кто их создал. Создатель же ушел из этого мира, дабы сотворить свои миры. Если погибнет Создатель — рассыплется в прах кинжал. И разрушит все, что вокруг него есть.

— Это просто мистика какая-то! Или боевая фэнтези?!

— Не суть важно. Мы сумели раздобыть на нашей Планете один кинжал. Цинналь. Возьми его. Он теперь твой.

— Я… Я недостойна такого подарка!

— Цинналь тоже так считает, но я его уговорила.

— Кинжал… мыслит? Рассуждает?

— Разумеется, милочка. Это же не железка. Это биомассивная сталь, обладающая интеллектом, эмоциями, сознанием. Это совершенный симбионт!

— Симбионт с кем?

— С тобой, непутевое ты создание! Возьми его, говорю, и владей!

— Погодите, я вымою руки. И причешусь.

— Ты лысая.

— Ой, и правда.

Я кинулась к умывальному кувшину и долго лила на руки умащенную благовониями воду. Вытерла чистым полотенцем. Бабулька тоже встала и смотрела на меня, улыбаясь своей золотистой улыбкой (да, улыбка может быть золотистой, и не спрашивайте меня как!). Я подошла к ней и встала на одно колено.

— С днем рождения, Люция.

Он скользнул в мои руки, как живой. Я благоговейно вынула кинжал из его сверкающих ножен. Сталь была матовой, словно запотевшей, и по ней шли узоры, напоминающие морозные рисунки на окнах. Лезвие было таким острым, что я видела вокруг него свечение — оно рассекало атомы света! И хотя величиной кинжал был с полторы моей ладони, он мог резать вселенные, как кабачки. Он мог уничтожать черные дыры, даже их, принципиально неуничтожимые!

Хелена тоже черная дыра, а значит…

У меня есть против нее оружие, и я могу отомстить за Оливию. Да и за герцога Альбино, ибо он не должен был умереть столь страшной и позорной смертью.

Я осторожно вложила кинжал в ножны.

— Приготовлю тебе платье с жестким корсажем, — Бабулька открыла мой гардероб. — Встань с колен и перестань дрожать.

— Я дрожу?

— Как мышонок. Не бойся. Ты достойна этого кинжала. Но лучше будет, если тебе не доведется использовать его в бою.

— Не могу этого обещать. Но честь этой стали я не посрамлю. Оливия, когда проснется, просто позеленеет от зависти!

— Не позеленеет. Ее тоже ждет хороший подарок. Еще неизвестно, кому из вас повезло больше…

— У меня нет слов!

Бабулька помогла мне одеться. Я не носила раньше платьев с жестким корсажем, выпрямляющим корпус так, что кости хрустели. Но раньше у меня не было такого кинжала по имени Цинналь.

— Теперь у тебя осанка — росские балерины позавидуют.

— Пусть.

Я спрятала кинжал за корсаж, как и полагается. Я ощутила его холод, но он моментально нагрелся от моего тела. Мало того, он словно слился с моим телом. Вот он, симбиоз.

— А теперь ты можешь сесть в калечное кресло, и я отвезу тебя…

— Нет, милая Бабулька. Теперь я не стану притворяться. Будь что будет. Пойду знакомиться с королевской паучихой. Потом — к Оливии. И еще. Мне нужно поговорить с Фигаро. Может, он объяснит мне смысл последнего стихотворения герцога Альбино. И что значат слова: «Найди меня».

— Тогда идем.

Листок со стихотворением я тоже спрятала за корсаж. Самое надежное место.

Для видимости Бабулька поддерживала меня под руку. Шла я медленно и вдумчиво, как баркентина с полной оснасткой среди вражеских шлюпов. Их всегда будет много — вражеских: нападок, каверз, подлостей, наглостей, ударов из-за угла и прочих мучительств. Главное — не забывать, что ты все равно человек и у тебя есть твоя защита, твое оружие. У меня это — любовь к Сюзанне, Фигаро и, конечно, к Оливии, привязанность к каждому камню в Кастелло ди ла Перла. К моему замку. А теперь у меня есть и кинжал. И я его не посрамлю.

Слуги, встречавшиеся мне, ахали, расступались и судорожно кланялись. Я улыбалась им и говорила: «Не ждали? А мне гораздо легче». На что горничные всплескивали руками и вспискивали: «Ваша светлость, да благословит вас Исцелитель! Радость-то, радость!» Весть о том, что смертельно больная герцогиня встала с ложа немощи, моментально разнеслась по всему замку, и когда я вошла в парадную залу, там уже толпились с дюжину слуг. Мне немедленно подали бокал освежающего чая с мятой и спросили, не надо ли мне платков, притирок от головной боли, медовых пряников, меховой накидки, перчаток, пижмового бальзама, ромовой травяной настойки, мумбайских шалей, веера, парадного изумрудного колье с серьгами и браслетами, сливочного ликера, пастилок от кашля и еще незнамо чего. Я от всего любезно отказалась и, прихлебывая горячий чай, принялась рассматривать глухую темноту в одном из углов зала. Темнота выжидала, и я решила включить светские манеры на полную мощность:

— Рада приветствовать вас в Кастелло ди ла Перла, госпожа королевский следователь.

Во тьме вспыхнули два оранжевых огонька. Выглядело это зловеще, но я морально подготовилась.

— Приветствую вас, ваша светлость, и прошу прощения за то, что без вашего разрешения воспользовалась потолком залы.

— Что вы, что вы! — я изящно махнула рукой. — Мой потолок — ваш потолок, как говорится. Совсем недавно мы были удостоены чести пребывания в замке Его Высокоблагочестия со свитой, так что нам не впервой. Надеюсь, слуги уже позаботились о вашем питании, госпожа Раджина?

— Я принадлежу к виду, который питается раз в полгода. Как раз перед визитом к вам я плотно пообедала. Так что не объем вас, простите мой старолитанийский.

То, что паук говорит, с трудом укладывалось в моей голове. Но инсектоиды — они все выродки, все твари, изломавшие напрочь законы природы. Но паучиха Раджина, по словам Бабульки, была из выродков выродком — она имела человеческий мозг, а значит, умна и коварна была втройне, превосходила всякого инсектоида, какой только есть на нашей бедной Планете. Наш король, наверно, боится ее до дрожи. Я, в общем, тоже боюсь. Но у меня нет выхода — она уже сплела себе сеть в углу моей залы. И мы играем друг против друга. Типа того.

— Вы нас обижаете, госпожа Раджина. Неужели вы могли подумать, что мы столь негостеприимны? Неужели в столице идет такой слух о бедной герцогине Монтессори?

— Направляясь к вам, я уже имела сведения о том, что вы не совсем здоровы, ваша светлость. Могла ли я создавать вам лишние неудобства…

— Ах, что вы, что вы! Правда, я нездорова, но не до такой степени, чтобы не прийти познакомиться с королевским следователем. Тем более что ваш помощник уже побывал у меня на аудиенции.