Неужто Модест Филимонович умудрился обойти ее, обхитрить, угадать, что она непременно ринется в беседку, и подстерег здесь? И теперь от него нет спасения, несмотря на все ее старания!

Это было уже слишком для Лиды! Силы как-то враз кончились, страх и разочарование подкосили ее. Ноги подогнулись, она начала падать… Кто-то ее подхватил… Краем меркнущего сознания она успела услышать сначала чьи-то шаги, а потом возмущенный голос:

– Что это значит, милостивый государь? Потрудитесь объясниться!

Голос был знакомым, но вспомнить, кто это, Лида уже не могла, потому что окончательно лишилась чувств.

– Возьми подушку, слышишь? – прошипел рядом чей-то голос, и Лида почувствовала, что выплывает из той темноты, в которую погрузилась в садовой беседке. Правда, она не вполне понимала, где находится и кто это говорит. Хотела открыть глаза, однако веки оказались слишком тяжелы, и она осталась лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к незнакомому голосу и постепенно понимая, что не такой уж он и незнакомый: это Авдотья Валерьяновна с кем-то беседовала… С кем? Неужто они с Модестом Филимоновичем снова обсуждают грядущее насилие над Лидой? Или оно уже перешло из разряда ужасного будущего в не менее ужасное настоящее?!

Эта догадка повергла Лиду в еще более глубокое оцепенение, и она только и могла, что продолжать слушать. Но то, что она слышала, звучало совершенно кошмарно. Лида не могла поверить в то, что это происходит наяву! Гораздо легче было считать, будто ей все это снится. Так она и решила поступить.

– Тебе только и придется, что ее подушкой прикрыть да подержать немного! – шипела Авдотья Валерьяновна. – Слышишь, Касьянушка?

«Как же это Касьян, дядюшкин камердинер, в моем сне оказался? – изумилась Лида. – И кого подушкой надо прикрыть? Да и зачем?»

– Что это ты такое говоришь, Дунюшка? – послышался тихий, но возмущенный голос Касьяна. – Побойся Бога!

Лида удивилась было, что дядюшкин камердинер осмеливается тыкать его жене, но потом вспомнила то сходство, которое усмотрела в их лицах, и подумала, что, вполне возможно, они росли вместе. И тут же Авдотья Валерьяновна прошептала, подтверждая ее догадку:

– Да тебе ли не знать, что я Бога никогда не боялась. С самого детства!

– Ох, Дунюшка! – жалобно простонал Касьян. – И впрямь, мне ли этого не знать…

– Что, помнишь, как мы на сеновале резвились? – сладко выдохнула Авдотья Валерьяновна. – Помнишь, как юбку мне задрал и девичество мое похитил?

– Да не больно ты берегла его, это девичество! – ухмыльнулся Касьян. – Только и искала, кому бы его на потеху предложить! Кабы я не подвернулся, твою юбку и Федька-конюх мог задрать, и Илюшка-кучер, и Савка-пастух… Да мало ли их было, горячих молодцев, которым ты головы кружила да перед которыми задом голым вертела!

Чем более откровенным становился разговор, тем менее реальным он казался Лиде. Она только дивилась тому, что ей – ей! – может сниться такое гнусное распутство!

– Но все-таки, Касьянушка, первым мою девичью кровь ты пустил, неужто не помнишь? – сердито вопросила Авдотья Валерьяновна.

– Я, я… – согласился Касьян. – Но сколько потом по проторенной дорожке пошло?

– Тобой проторенной! – настаивала Авдотья Валерьяновна. – Я тебе самое дорогое когда-то отдала, а ты теперь такой малости для меня сделать не желаешь!

– Малости?! – чуть ли не возопил Касьян. – Неужто для тебя живую душу погубить – такая малость?!

– Да эта девка мне поперек дороги такую яму вырыла, что как бы туда не свалиться! – взрыдала Авдотья Валерьяновна. – Касьянушка! Ведь ты любил меня, я знаю! Думала, и по эту пору любишь, а ты, видно, ради тех денег, что мой супруг тебе платит, все забыть готов!

– Любовь любовью, – рассудительно ответил Касьян, – а ею одной сыт не будешь. Ты вон тоже не по любви за Иону Петровича замуж выскочила!

– Да, я ради денег за этого старика вышла, – согласилась Авдотья Валерьяновна. – Только ошиблась – не столь уж он и богат, к тому же скуп, отвратительно скуп! – В голосе ее зазвучала лютая ненависть. – А вот кто богат, так это его мерзкая племянница. И если она умрет, все унаследует мой муж. И вот тогда-то я смогу все к рукам прибрать! И отблагодарю тебя щедро, очень щедро!

– Ну, коли ты до сих пор то, что есть, прибрать не смогла, то и потом не сможешь, – рассудительно ответил Касьян. – Чего же ради мне грех на душу брать, сама посуди?

– Да разве тебе впервой, Касьянушка? – вкрадчиво спросила Авдотья Валерьяновна.

– Ты о чем? – враз охрипнув, спросил Касьян.

– Как о чем? – изумилась Авдотья Валерьяновна. – О Савке-пастухе, конечно. Разве не ты его кулаком пришиб да закопал под коряжиной в прибрежной роще, где мы с ним на траве валялись, а ты увидал да взревновал? Думал, я прочь убежала, а я за кустами спряталась и все видела!

– Молчи! – с трудом выговорил Касьян.

– Не бойся! – хихикнула Авдотья Валерьяновна. – Если я тогда об том промолчала, если столько лет тебя не выдавала, то и сейчас не выдам… если ты мне поможешь, то и я тебе помогу, не сомневайся! Ну а если не захочешь сделать по-моему, тогда не взыщи. Косточки Савкины, наверное, еще можно отыскать! А то ведь, когда он исчез, Маремьяну едва не утопили, решив, что она виновница! Савка-то ведь с ее дочкой хороводился, да…

– …да бросил ее, потому что ты его поманила, – договорил Касьян. – Неужто выдашь меня, Дунюшка?

– Как ты ко мне, так и я к тебе! – пропела Авдотья Валерьяновна.

– Да я и подступиться к смертному делу не знаю как… – нерешительно пробормотал Касьян.

– Да что ж тут хитрого? – хмыкнула Авдотья Валерьяновна. – Возьми подушку да накрой ее сверху. А сам немного придави. Она хлипкая, быстро задохнется.

Касьян тяжело вздохнул, сделал несколько тяжелых шагов, и Лида почувствовала, что он стоит рядом. И вдруг осознала, что этот разговор, который она слышала как бы в полусне, воспринимая его как нечто не вполне реальное, – да-да, этот разговор, напоминающий диалог двух разбойников-убийц из авантюрного романа какого-нибудь Эжена Сю или Понсон-дю-Террайля[48], не снится ей, а происходит наяву… Более того, разговор этот и намерения собеседников касаются ее!

Она так и обмерла от ужаса, и в это мгновение Касьян отпрянул со стоном:

– Нет, не могу!

– Ты сможешь, сможешь, Касьянушка, – сладострастно выдохнула Авдотья Валерьяновна. – Вот я сейчас тебя приободрю!

В следующее мгновение послышался шелест ее платья, а потом и звук тяжелых шагов Касьяна, который отходил от Лиды.