Французский книгоиздатель, коллекционер живописи Пьер Аржилле, отвечая на вопросы журналистов, сказал: «Эта женщина обладала необычайной притягательностью. Ее первый муж Элюар до самой своей смерти писал ей нежнейшие любовные письма. Сальвадор без конца ее рисовал. Честно говоря, она была не так уж и молода для натурщицы, но художники, сами знаете, народ непростой. Коль скоро она его вдохновляла…»

А вот мнение Джона Ричардсона, директора галереи Кнёдлер в 1970-е годы, дружившего с супругами Дали: «У меня сложилось впечатление, что он искусно разыгрывал свои вспышки, будучи умным и искусным актером, и прекрасно понимал, что делает. В коммерческих отношениях он был дьявольски хитрой бестией и вдобавок очень жесток. Гала умела манипулировать им, а он в свою очередь манипулировал ею. В артистическом мире существует непреложная аксиома: творец представляется свободной личностью, человеком не от мира сего, зато жена у него практична донельзя, настоящий черт в юбке. Но Гала в самом деле была чертовкой. Она могла вас поколотить, если не получала, чего хотела. А хотела она, как мне кажется, власти, денег и роскоши».

«Супружеская чета умела ладить со всеми на свете, — писал дипломат и политик Гастон Бержери. — У Дали были обворожительные манеры, он прекрасно воспитан, Гала тоже. Без нее он, может быть, и позволял бы себе какие-нибудь выходки, но она понимала значимость встреч, цену человеческих отношений и всячески их поддерживала. За взаимоотношения с внешним миром отвечала Гала».

Друзья говорили о супругах: «Она была его половиной, а он — ее рабом». Она волшебным образом преобразовывала творческую энергию Дали в финансово успешные проекты, взяв на себя организацию выставок, поиск богатых спонсоров, продажу картин. Сам Дали неоднократно утверждал, что Гала в буквальном смысле спасла его от полного безумия и именно ей — единственной — он обязан своей мировой славой. Она, вершившая судьбами художников и поэтов, дала ему все — и женскую любовь, и здоровье, и творчество, и деньги, и успех…

«Во всем мире, — писал Дали, — и особенно в Америке, люди сгорают от желания узнать, в чем же тайна метода, с помощью которого мне удалось достигнуть подобных успехов. А метод этот действительно существует. И называется он параноидно-критическим методом. Вот уже больше тридцати лет, как я изобрел его и применяю с неизменным успехом, хотя и по сей день так и не смог понять, в чем же этот метод заключается. В общем и целом его можно было бы определить как строжайшую логическую систематизацию самых что ни на есть бредовых и безумных явлений и материй с целью придать осязаемо творческий характер самым моим опасным навязчивым идеям. Этот метод работает только при условии, если владеешь нежным мотором божественного происхождения, неким живым ядром, некой Гала — а она одна, единственная на всем свете…»

…Однажды, оставшись на короткое время без Гала — Сальвадор выступал с лекцией, а она, почувствовав необходимость взбодриться, вышла выпить кофе, — он в буквальном смысле мог умереть. Верный своей привычке эпатировать публику, он облачился в скафандр водолаза и ботинки на свинцовых подошвах, таких тяжелых, что художника пришлось вынести к публике. Голову его закрывал металлический шлем. Дали пытался что-то говорить, но его не было слышно из-за непроницаемого шлема, но самое худшее, что могло случиться, он начал задыхаться. Зрители почувствовали неладное по беспорядочным взмахам его рук и побежали за Гала, в сумочке которой лежал ключ от шлема, едва не погубившего художника…

В предисловии к «Дневнику гения» Сальвадор Дали говорил о себе так: «Уникальный гений, которому выпала уникальная удача слиться с гением Гала, единственной мифической женщиной нашего времени». Он мифологизировал Гала и все, что было с ней связано. Художник особенно любил у своей жены родинку на мочке левого уха и придавал ей сакральное значение. Такая же родинка была и у Пабло Пикассо, в мастерской которого супруги побывали перед войной. «Родинка Гала — единственная живая частичка ее тела, которую я могу охватить целиком двумя пальцами. Она внушает мне подсознательную уверенность в моем бессмертии феникса», — говорил Дали. По его мнению — а он страстно увлекался эзотерическими трактатами, — родинка Гала соответствовала пересечению линий золотого сечения. «Я предполагаю, что внутреннее солнце — привилегия исключительных натур — пробивает изнутри этот внешний слой, проявляясь на поверхности в форме родинки — отметины божественных творцов. Конечно, и обычные люди могут иметь родинки в большом количестве, разбросанные наугад, располагающиеся как придется. Но у существ исключительной психологической организации (а таковой он, несомненно, считал Гала. — Авт.) родинки являются отражением внутреннего солнца, заключенного в них божественного начала», — писал он.

Гала стала для него центром Вселенной, его ангелом, его демоном, его галлюцинацией, его кислородом. Настоящей феерией, вечным праздником. Она светилась потаенной радостью и неистребимым жизнелюбием. Гала всегда находилась в согласии с собой, она не зависела от чужих оценок и мнений, и в этом, наверное, заключался секрет ее внутренней свободы и вдохновляющего воздействия на мужчин. У нее был невероятно сильный характер, упорный и несгибаемый, способность противостоять неизвестности, не раскисать и не жаловаться, что делало ее незаменимой для мнительного и робкого Дали. При виде лифта его охватывала паника. А как он боялся заключения договоров! По поводу последнего Гала однажды сказала: «Утром Сальвадор совершает ошибки, а во второй половине дня я их исправляю, разрывая легкомысленно подписанные им договоры».

На первый взгляд более странной пары трудно было себе представить — чувственная Гала, не раз занимавшаяся любовью с другими мужчинами на глазах супруга, и скованный комплексами художник, который панически боялся близости с женщиной и делал исключение только для Гала. Наверное, их объединяла любовная ненасытность, но у Гала это проявлялось в реальной жизни — она неустанно преследовала молодых людей, которые позировали художнику, и часто добивалась своего, — а у Дали — в творческом воображении. Ему достаточно было созерцать красоту, а не обладать ею. «Мне хватает моего необузданного воображения, — говорил художник. — И, в конце концов, я ни в чем не нуждаюсь». «Оргазм — это только повод, — объяснял он. — Главное — это наслаждение от видения». После возвращения из Америки на родину он устраивал эротические живые картины, в которых участвовали красивые девушки и юноши, обычно в номере шикарного отеля «Риц» в Барселоне. Дали никогда не приглашал Гала на представления своего театра, объясняя это тем, что она — «пуританка». Ну, уж пуританкой Гала точно не была. Просто она закрывала глаза на любимые развлечения своего гениального мужа, граничившие с пороками вуайериста. «В любви, — писал Дали в своем произведении „Видимая женщина“, — я придаю особую цену тому, что обычно называют извращением и пороком. Я расцениваю извращение и порок как самые революционные формы мысли и деятельности, а также считаю любовь единственным достойным занятием в человеческой жизни». Любовь проходила через сердце художника, а эротизм — через глаза. Хотя в «Мистическом манифесте» художник говорил, что «духовная жизнь невозможна без целомудрия», видимо, в его представлении, на зрение целомудрие не распространялось.