культуры и искусства, полководцы, но не политики. Может быть, поэтому были такие потери, как Западная Армения, отошедшая к Османской империи. Сегодня нужно быть очень зрелыми политиками. Максим Мирзоян склонялся к тому, что, возможно, на сегодняшний день статус автономной республики – наилучшее решение. Роберт Кочарян отпарировал: наш народ в Нагорном Карабахе этого не примет»[22].

Это была моя первая поездка в Москву с начала карабахского движения, и я стремился провести ее с максимальной пользой. Официальной информации о происходившем в Карабахе почти не поступало, а та, что просачивалась, слабо отражала действительность. Мы постарались восполнить этот пробел, рассказывая правду как можно более широкому кругу людей, способных понять, услышать, оказать нам поддержку. Общались с людьми, имевшими влияние, – московскими армянами, которые занимали достаточно высокие позиции в ЦК и в разных органах власти. Встречались с представителями зарождавшихся тогда демократических движений. Мы пытались использовать все доступные ресурсы.

Из Москвы мы вернулись с убеждением, что власть не намерена решать нашу проблему, но зато увидели, что у нас в Москве много друзей и сторонников. Сдаваться мы не собирались, оставалось думать, что делать дальше, и наращивать давление.

Через неделю к нам приехала высокопоставленная делегация из ЦК, Совмина и Госплана, чтобы ознакомить руководителей области с проектом плана социально-экономического развития НКАО. Члены бюро обкома и облисполкома заявили, что народ требует другого решения и никто не верит в реализацию каких бы то ни было планов в составе Азербайджана. Делегация уехала ни с чем.

Через день, 17 марта, был созван Пленум обкома партии. Пленум принял решение просить Политбюро ЦК КПСС рассмотреть и положительно решить вопрос присоединения НКАО к АрмССР. На этом же заседании освободили от занимаемых должностей секретарей обкома В. Богословского и Д. Мирзояна и на их место избрали Б. Малькова и В. Атаджаняна[23]. Обком партии под руководством Г. Погосяна стал частью карабахского движения, продемонстрировав тем самым очередное проявление непокорности карабахцев. В ответ на него покатилась новая волна антиармянских публикаций в центральных изданиях. Мы пытались нейтрализовать их воздействие, но тщетно: начиналась целенаправленная подготовка почвы для последующих решительных шагов. Особенно постаралась газета «Правда», опубликовав статью Овчаренко[24] «Эмоции и разум», в которой нас еще раз громко, на всю страну, назвали экстремистами.

Заседания органов власти – и центральной, и республиканской – следовали одно за другим.

23 марта Президиум Верховного Совета СССР принял решение «О мерах, связанных с обращением союзных республик по поводу событий в Нагорном Карабахе, Азербайджанской и Армянской ССР». Меры подразумевались простые и жесткие: в тот же день в область ввели десантные войска.

В ответ в Карабахе началась всеобщая забастовка.

24 марта вышло постановление Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР «О задачах по выполнению постановления Президиума Верховного Совета СССР от 23 марта 1988 года». Отдельным указом комитет «Крунк» объявлен распущенным, запрещено проведение несанкционированных митингов и демонстраций на всей территории НКАО.

Было очевидно, что власти не собираются с нами церемониться и от уговоров переходят к давлению и устрашению. Такой подход явно не вязался с заявленной руководством страны политикой гласности и демократизации. Все эти действия спровоцировали новую мощную волну митингов и демонстраций в Армении и привели к созданию комитета «Карабах». В его состав вошли будущие президент и премьер-министр Армении Левон Тер-Петросян[25] и Вазген Манукян[26]. Сформировалась структура из сильных, революционно настроенных, романтичных и прагматичных лидеров, обладающих незаурядным талантом публичных политиков.

Официальная власть в Армении теряла влияние с огромной скоростью. Чтобы остановить этот процесс, ЦК КПСС решил произвести кадровые перестановки и 21 мая освободил от занимаемых должностей первых секретарей ЦК Компартий Армении и Азербайджана Демирчяна[27] и Багирова. Вероятно, в Политбюро посчитали, что новые лица отвлекут и успокоят взбудораженные массы. Вместо Демирчяна назначили Сурена Арутюняна, личность незаметную и не сыгравшую никакой роли в те исторические дни. В Карабахе новость восприняли с ликованием: мы помнили и известное телеобращение Карена Демирчяна о том, что решение Облсовета НКАО от 20 февраля о присоединении к Армении противоречит интересам братских народов, и то, что при нем власти Армении отказались принять Карабах в состав Республики.

Членов комитета «Карабах» в НКАО еще не знали, и я тоже не был с ними знаком. Но у нас появилась надежда на то, что теперь, с появлением новой влиятельной структуры, Армения и ее руководство станут больше поддерживать нас. Мы начали активно налаживать связи и взаимодействие с комитетом. Вскоре наши надежды оправдались. Под давлением десятков тысяч митингующих в Ереване Верховный Совет Армении был вынужден созвать сессию. Она длилась несколько часов, и все это время прямо перед зданием Верховного Совета шел многотысячный, очень эмоциональный митинг. При такой массовке добиться принятия нужных решений не составляло труда. 15 июня Верховный Совет Армении, ссылаясь на Конституцию СССР, проголосовал за включение НКАО в свой состав. Надо ли говорить, с какой радостью карабахцы восприняли это известие? Всех охватило мощное чувство полного единения Армении и Карабаха. Стало очевидно, что реальная власть в Армении уже принадлежит комитету «Карабах».

Но наша судьба решалась не в Армении.

18 июля Президиум Верховного Совета СССР в очередной раз рассмотрел обращения Еревана и Баку, заявил о «невозможности изменения территориальных границ между республиками» и принял постановление о сохранении НКАО в составе Азербайджана.

В Карабахе тут же возобновилась забастовка и началась новая волна непрерывных митингов.

* * *

Происходившее вызывало огромный интерес и в СССР, и за его пределами. Именно в тот период у нас появилось много друзей и в европейских странах. Можно сказать, мы обрели мировую славу: в Карабахе постоянно присутствовали журналисты из известных информационных агентств, печатных изданий, телеканалов; встретить в Степанакерте сотрудника Le Monde или BBC было обычным делом. Приезжал со своей съемочной группой Генрих Боровик, снял фильм для российского телевидения, впервые адекватно показавший происходящее у нас. Прилетал и Андрей Дмитриевич Сахаров[28] – знаменитый ученый и правозащитник, который написал несколько писем Горбачеву в попытке убедить того услышать «ясно выраженную волю большинства населения автономной области».

Я оказался в гуще этих событий, активно работал с регулярно прибывающими в Карабах гостями: группами народных депутатов, делегированных к нам прямо с проходящего в тот момент съезда, представителями СМИ. Давал огромное количество интервью – все журналисты, которые тогда к нам приезжали, непременно хотели встретиться со мной. Им было интересно мое мнение – мнение человека, сделавшего партийную карьеру, и одновременно – одного из лидеров освободительного движения. К тому же я хорошо говорил по-русски, а образование и общая эрудиция позволяли мне достаточно широко