наверное, еще не готовы сделать заказ? Погода, право, просто ужасная! Могу я предложить вам какой-нибудь аперитив?

– Вы правы, Каспер, мы действительно только что говорили, как хорошо было бы выпить сейчас мартини.

– Ну, еще бы! Позвольте мне убрать меню, чтобы они вам не мешали.

И Каспер, сунув меню под мышку, удалился, а через пару минут принес наши напитки.

Точнее, принес он три высоких пустых стакана, и в каждом было по три оливки, надетых на соломинку, торчавшую над краем стакана точно весло гребной шлюпки. Затем он взял в руки серебряный шейкер, накрытый салфеткой, хорошенько его потряс и принялся осторожно разливать содержимое. Сперва он до краев наполнил мой стакан. Напиток был таким холодным и прозрачным, что казалось, будто он прозрачнее обыкновенной воды. Затем он наполнил стакан Ив. Когда он перешел к Тинкеру, струя, льющаяся из шейкера, заметно ослабела, а потом и вовсе стала еле сочиться. Мне даже на мгновение показалось, что Тинкеру мартини не хватит, однако жидкость все продолжала потихоньку капать, и ее уровень в стакане неуклонно повышался, пока не сровнялся с краями. Это был тот уровень точного расчета, который всегда придает человеку уверенности в себе.

– Хорошие друзья, – неожиданно обронил Каспер, – всегда вызывают зависть богов.

Никто из нас и заметить не успел, как серебряный шейкер исчез, а его место заняло блюдо с устрицами на подставке.

– Комплимент от заведения, – сказал Каспер и снова исчез.

Ив слегка постучала вилкой по своему стакану с водой; вид у нее был такой, словно она собирается обратиться с неким тостом ко всем присутствующим.

– Я хочу вам кое в чем признаться, – сказала она.

Тинкер и я, чувствуя, чем это пахнет, так и уставились на нее.

– У меня сегодня был приступ ревности.

– Ив… – начала было я, но она, подняв руку, велела мне молчать.

– Позволь мне договорить, Кейти. Когда я узнала, что вы вдвоем, без меня, выпили «по чашке кофе» – предполагаю, что со сливками и с сахаром, – я просто позеленела от зависти. И вовсе я не была «чуточку не в духе», я твердо намеревалась испортить вам сегодняшний вечер, чтобы проучить вас обоих. Но Каспер абсолютно прав: дружба Наилучшайшее – как мы говорим с Кэти.

Она подняла стакан с мартини и подмигнула.

– За то, чтобы выбраться из привычной колеи!

И через несколько минут это была уже прежняя Ив: спокойная, даже чуточку расслабленная, жизнерадостная, светлая – необъяснимая.

Пары за столиками вокруг нас вели привычные, из года в год повторяющиеся разговоры – о работе, о детях, о необходимости привести в порядок летний домик; возможно, эти разговоры они вели почти машинально, наизусть зная, что будет сказано дальше, однако именно они, эти разговоры, давали надежное ощущение того, что им есть с кем разделить свои ожидания и свой жизненный опыт. Тинкер, с высокомерным видом оглядевшись, затеял совсем иной разговор, куда больше подходивший к сложившейся в нашей компании ситуации – которая, впрочем, была полностью основана на гипотетических предположениях.

Чего вы боялись, когда были детьми? – спросил он.

Я сказала: кошек.

Тинкер сказал: высоты.

Ив сказала: старости.

И постепенно мы увлеклись. В какой-то степени это даже превратилось в этакое веселое соревнование, когда каждый пытается дать некий идеальный ответ – одновременно и удивительный, и забавный, и приоткрывающий твое нутро, но, безусловно, правдивый. Особенно отличилась, конечно, Ив, которую, впрочем, никогда нельзя было оценить до конца. Она лишний раз доказала, что победа всегда достается ей легко.

Чего вам всегда хотелось, но родители этого не позволяли?

Я: тратить деньги.

Тинкер: дом на дереве.

Ив: получить хорошую взбучку.

Если бы вы на один день могли стать кем-то иным, то кем бы вы стали?

Я: Матой Хари.

Тинкер: Натти Бампо[46].

Ив: Дэррилом Зануком[47].

Если бы смогли заново прожить один год своей жизни, какой именно это был бы год?

Я: Когда мне исполнилось восемь лет и мы жили над булочной.

Тинкер: Когда мне было тринадцать и мы с братом путешествовали по Адирондакским горам.

Ив: Тот, который сейчас наступает.

Устрицы были съедены, пустые раковины убраны. Каспер приготовил нам еще мартини, разлил по бокалам и снова наполнил шейкер – про запас.

– За что мы выпьем на этот раз? – спросила я.

– За то, чтобы не быть такими стеснительными, – сказал Тинкер.

Ив и я эхом повторили тост и поднесли бокалы к губам.

– Значит, вы пьете за то, чтобы не быть такими стеснительными? – раздался вдруг рядом чей-то голос.

Возле меня, положив руку на спинку моего стула, стояла высокая элегантная женщина лет пятидесяти с небольшим.

– Какое чудесное желание, – сказала она. – Но лучше бы кое-кто не стеснялся для начала вовремя отвечать на телефонные звонки.

– Извини, – сказал Тинкер, слегка смущенный. – Я как раз сегодня собирался тебе позвонить.

Она победоносно улыбнулась и слегка взмахнула рукой, как бы отпуская ему все прегрешения.

– Да ладно, Тедди, не оправдывайся. Я же тебя просто поддразниваю. Мне и так ясно, что повод отвлечься у тебя был серьезный.

Она протянула мне руку.

– Меня зовут Анна Гранден. Я – крестная Тинкера.

Тинкер встал, решив, видно, представить нас обеих по всем правилам:

– Это Кэтрин Контент, а это…

Но Ив не дала ему договорить. Она встала и с легким поклоном сказала:

– Я – Ивлин Росс. И я очень рада с вами познакомиться.

Миссис Гранден аккуратно обошла стол, пожала Ивлин руку и буквально силой усадила ее на место, а сама продолжила разговор с Тинкером. Держалась она так, что ее возраст почти не ощущался; у нее были короткие светлые волосы, тонкие черты лица и стройная легкая фигура балерины, которая, когда подросла, оказалась слишком высокой для профессионального балета. На ней было черное платье без рукавов, подчеркивавшее изящество ее рук и плеч. Нитки жемчуга, правда, на ней не было, зато были серьги – изумрудные «гвоздики» размером с таблетку фруктовой жвачки. Камни были просто великолепны и идеально совпадали с цветом ее глаз. Судя по тому, как она держалась, легко можно было предположить, что она и в море в этих серьгах купается. А выйдя на берег, беспечно вытирает волосы полотенцем, даже не задумываясь о том, где сейчас ее изумруды – у нее в ушах или на дне морском.

Когда она наконец добралась до Тинкера, то сразу подставила ему свою щеку для поцелуя. Он неловко ее чмокнул и снова уселся, а она, материнским жестом положив руку ему на плечо, сказала:

– Ивлин и Кэтрин,