имплантировал пациенту устройство, гасящее ментальные волны, – он разработал его на скорую руку, чтобы защитить выжившего солдата от мысленных атак Ориона.

Теперь уже стало очевидно: ночное нападение, в ходе которого уничтожили большой отряд легионеров (и уцелел лишь один солдат, да и тот сейчас борется за жизнь), – это дело рук детей – носителей протезов, модифицированных Гефестом.

Если император засечет хоть одну неоднозначную мысль, хоть один обрывок подозрительного воспоминания, то вся работа Гефеста, все его надежды в один прекрасный день увидеть, как его отца свергнут, пойдут прахом.

Долю секунды Гефест колебался, не зная, как поступить: его пациент явно пребывал в смятении. Юноша взмахивал руками, словно отбиваясь от невидимого противника, хотя, по правде говоря, должен был лежать неподвижно – предполагалось, что он и пальцем не сможет пошевелить.

Колоссальная доза болеутоляющих и успокоительных средств, которые Гефест ввел своему покрытому ранами пациенту, должна была погрузить последнего в глубокое беспамятство. Однако ничего подобного не произошло. Глаза солдата были широко открыты, он то и дело выкрикивал что-то нечленораздельное – очевидно, не понимая, где находится.

– Я немедленно вас усыплю, не волнуйтесь! – успокаивал бог неугомонного пациента. – Скоро все закончится, обещаю.

Он начал торопливо готовить шприц, хоть и подозревал, что еще одна такая инъекция вполне может убить бедолагу. Между тем солдат лихорадочно схватил бога за край туники, словно намереваясь остановить.

– Про… программа! – выкрикнул он, бешено бегая глазами.

Гефест наклонился к легионеру, держа наготове шприц с успокоительным.

– Вы пытаетесь мне что-то сказать?

Раненый снова уронил голову на подушку, его пальцы, сжимавшие тунику Гефеста, слегка разжались. Он проговорил, на этот раз спокойнее:

– Я не… Я больше не чувствую… мысленных приказов, направлявших меня. Как будто… как будто у меня больше нет программы. Я больше не ощущаю… никого из братьев. Никакой связи. Мои рефлексы не работают… я ничего не контролирую… Это ужасно…

– Это из-за боли, – пояснил Гефест. – Вы чувствуете себя так плохо, потому что испытываете сильную боль. Потребуется много времени, чтобы ваше тело восстановилось, а кожа наросла заново. Сейчас я сделаю вам укол, это должно помочь: облегчение вам принесет только сон. Понимаете?

– Нет, я… не хочу, – запротестовал солдат. По его вискам стекали слезы. – Сон еще хуже. Опять начались сновидения, а это невыносимо. Верните мне броню… Умоляю вас… верните мне программу. С ней я смогу… вынести боль от ран, а без нее… без нее у меня полный хаос в мыслях. Без нее я окончательно сойду с ума.

Гефест предвидел, что юноше придется перенести тяжелые физические страдания, но совершенно упустил из вида его психологическое состояние.

Как может этот легионер всерьез переживать о потере внешнего мысленного контроля больше, чем о состоянии собственного тела?

– Прошу вас… мой бог, – снова застонал легионер. – Ваша… Ваша Светлость, прошу вас, сделайте… Сделайте меня снова солдатом Ориона. Я не могу вынести эти мучения без брони и… меня одолевает множество мыслей… я больше не ощущаю присутствия своих братьев…

– Сожалею, номер Семьсот шестнадцать, но выполнить вашу просьбу не могу, это просто невозможно, – заявил Гефест. – Вы не переживете такую операцию.

– Мне все равно. Я лишь хочу умереть солдатом… Смилуйтесь…

– Сожалею, но я кое-кому обещал сделать все от меня зависящее для вашего спасения.

Гефест сдвинул брови, все больше и больше приходя в недоумение. Он аккуратно разжал пальцы молодого человека, держащие край его туники. Затем вколол легионеру изрядную дозу успокоительного, надеясь, что она не прикончит обессиленного пациента.

– Нет… – простонал юноша, мотая головой. – Только не сны! Сжальтесь, Ваша Светлость…

Руки легионера безвольно упали на койку, веки начали медленно опускаться, пока наконец окончательно не сомкнулись. Пациент погрузился в сон, так что страдания до поры до времени ему не грозят. Хотя это не совсем так. К нему вернулась способность видеть сны, а также способность думать самостоятельно, без внешнего управления – а это весьма суровое испытание…

Гефест осмотрел тонкий шрам за ухом солдата, оставшийся после вживления глушителя, крошечного предмета, на котором были выгравированы изобретенные богом механики руны. Увы, он никак не мог проверить, работает ли это устройство или нет.

Верлен предлагал из раненого сделать Залатанного, подсоединив ему протезы, блокирующие мысленные атаки Ориона, однако Гефесту так и не удалось провести подобную операцию на взрослом человеке: до сих пор все подопытные, получившие измененные протезы, умирали. Кроме того, принимая во внимание тяжелое состояние молодого человека, было очевидно: он не перенесет такой процедуры. Как только его нервов снова коснется зачарованный металл, бедняга просто умрет.

Раздался глухой стук, заставивший Гефеста подпрыгнуть от неожиданности: кто-то вошел в мастерскую.

Очевидно, отцовские стражники вернулись, только на этот раз по его душу. Разве можно было всерьез надеяться, что после недавних событий его оставят в покое?

Бог не спешил выйти навстречу страже и направился в главный зал не торопясь. Едва он переступил порог, как обнаружил в зале около двадцати центурионов – они не стали ждать, когда им отворят.

Потом Гефест заметил высокую фигуру отца: Орион впервые явился в мастерскую лично.

– Тебе удалось спасти единственного выжившего в ходе вчерашнего нападения? – без предисловий поинтересовался бог-император.

Гефест напустил на себя равнодушный вид, притворившись, что его нисколько не смущает толпа солдат, вломившихся в его святая святых и стоящих вплотную к полкам, на которых размещены очень хрупкие детали.

– Да, отец. Однако боюсь, его разум не подлежит восстановлению. Учитывая нанесенные ему повреждения, предположительно необратимые, вам вряд ли удастся покопаться в его памяти…

– И все же это необходимо! – воскликнул бог богов, подходя к сыну. – Сегодня утром наше положение значительно ухудшилось, уж поверь. Выяснилось, что Верлен воспользовался сложившейся ситуацией и сбежал. Твой брат не только оставил свой пост, он еще сделался дезертиром и богоубийцей!

На этот раз Гефест не сумел скрыть удивления. Он прищурился и недоуменно поднял брови.

– Бого… богоубийцей? Верлен? Но как? Какого бога он убил?

Предполагалось, что никто не способен убить бога, это просто невозможно…

– Твою бедную сестру, самую прекрасную и нежную из нас, нашу дорогую Эвридику! Ее безжизненное тело нашли сегодня утром в Последнем саду.

– Прошу прощения?