— Расскажешь, что происходит?

— Я заказала поесть, — излишне радостно замечает Афина. — Очень кстати. Нам не мешает пополнить силы. Ты как — сначала в душ, или за стол?

— Сначала я хотел бы услышать, кого ты ждала.

— Курьера.

Подхожу ближе. Забираю злосчастный пакет. И обхватываю ее запястье пальцами. Пульс Афины заходится от непонятного мне страха. Я захожусь от ревности.

— Попробуй еще раз, — добавляю в голос холода. — Не думаю, что нам стоит начинать отношения с недомолвок.

Афина как будто сжимается.

— Недомолвки существуют лишь в твоей фантазии. А я действительно никого не ждала. Кроме курьера, о котором забыла.

— Тогда почему ты так напугана?

— То, что я никого не ждала, не означает, что кто-нибудь, кого я не желаю видеть, не мог бы прийти без приглашения. Так ты идешь есть?

— Ты о Коваленко?

— Если ты все понимаешь, то зачем спрашиваешь?

— В каком смысле — зачем? Если мы вместе, я хочу знать, что происходит в твоей жизни.

— А мы разве вместе, Марат?

— Да. — Смотрю ей в глаза, и лед в них медленно-медленно тает. Заталкиваю ревность подальше, приглашающе развожу руки. Афина доверчиво ныряет в мои объятья. Прижимаю ее светлую головку к сердцу. Мы вместе… Мы вместе, да… Иначе не может быть. — Так что там за история с Коваленко? Он тебя достает?

— Скорей он не хочет смириться с тем, что между нами давно все кончено.

— Как давно? — каким-то чудом мне удается спросить это ровно.

— Уже года два как.

— Выходит, ты была его любовницей?

Во рту горчит. Я пытаюсь себя убедить, что это не имеет значения, но пока не очень-то получается. В башке каша. Представляю ее с Владимиром в тех позах, что сам с ней был, и… Нет. Стоп. Что за бред вообще?

— Если ты думаешь, что я стану оправдываться, то нет. На случай, если это как-то не вписывается в твою идеальную картинку мира, знай, что наш секс ни к чему тебя не обязывает. Я взрослая девочка, и как-нибудь справлюсь. Вот бог, вот порог, как говорится…

— Стоп. Тш-ш-ш. Перестань.

Прижимаю Афину к себе. Целую волосы, выигрывая чуть времени на подумать. Очевидно, в этой ситуации мне придется как-то договариваться со своими тараканами. Я должен принять прошлое своей женщины, раз уж вышло так, что оно у нее имеется. Иное ни к чему хорошему не приведет. Я не могу изменить того, что было. А вот испортить то, что у нас вполне еще может быть — запросто.

— Я серьезно, Марат. Если тебя что-то смущает, лучше сразу уходи.

— Если бы меня что-то смущало, я бы даже не пришел. Давай так. Чтобы это не выглядело допросом. Расскажи мне о том, что я должен знать, дабы ничто не могло разрушить наших отношений? — касаюсь пальцем ее закушенной губы.

— Если ты про Коваленко, то я даже не знаю, что добавить к уже сказанному. Мы были вместе несколько лет, потом очень некрасиво расстались. С тех пор я одна, но в последнее время Владимир… — пожимает плечами, — в общем, ты сам видел.

Да. Я видел. И от этого у меня сводит зубы.

— Ты его боишься?

— Как и всякого наделенного излишней властью мужчину.

— Но ты общаешься с ним.

— Из-за лагеря, — морщится.

— Твой лагерь — моя забота, — озвучиваю лично для меня очевидное.

— Теперь…

— Что?

— Мой лагерь — твоя забота теперь. Еще вчера я так не думала.

— А вот не надо было от меня сбегать!

Да-да, я злопамятный. И еще не решил, что хочу получить в качестве сатисфакции за свои нервы.

— И ты бы мне признался, кто ты? — недоверчиво тянет Афина.

— Рано или поздно это пришлось бы сделать. Я как раз гадал, как это провернуть, чтобы ты всяких глупостей не надумала.

— Это каких?

— Например, что я тебя специально в себя влюбил, чтобы как-то этим делом воспользоваться.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно самоуверенный тип?

— Нет. Я о себе только положительные отзывы слышал. И почему сразу самоуверенный? Разве я не прав? — целую, вжимаюсь пальцами в ягодицы. Не удивлюсь, если эта длинная, вынимающая из меня душу пауза дана мне в наказанье за всех тех женщин, кому я не мог ответить взаимностью. Как же это больно, оказывается, признаваясь в любви, в ответ слышать тишину.

— Нет.

— Нет, не прав? — отстраняюсь.

— Нет, прав, — улыбается нежно.

— Значит, ты все-таки в меня влюбилась?

— Как кошка. С первого взгляда…

— А уехала тогда почему? — шепчу, сжимая ее в руках до боли. — Тебе по статусу не подходил простой парень?

— Нет. Это я ему не подходила. Боялась, что Коваленко этому простому парню всю жизнь перечеркнет. Он это умеет.

— Как хорошо, что я не так прост, как думалось, правда?

— Правда. — Вздыхает, ведет носом сладко…

— Я его перечеркну, если он только к тебе сунется, слышишь?

— Слышу. Ой! — отшатывается, в панике хлопая глазами.

— Что такое?

— Я только сейчас поняла, что мы не предохранялись, — выныривает из моих рук, несется куда-то, спотыкаясь о злосчастный пакет с едой. Иду за ней. В башке опять каша. Нет, метил-то я ее вполне осмысленно, но о последствиях как-то не думал. А теперь мне и сладко от мысли, что в ней мой ребенок, возможно, и страшно… Ведь, чтобы отстоять свое право быть с ней, мне еще придется повоевать.

— Черт, слава богу, срок годности не вышел!

— Так. Стоп. Это что вообще?

— Таблетки. Экстренной контрацепции. Их надо выпить как можно скорее. Тогда точно никаких последствий не будет.

— Подожди. Это же наверняка небезопасно. И вообще. На будущее… я хотел бы, чтобы по таким поводам ты для начала советовалась со мной.

ГЛАВА 10

Афина

— В каком смысле? — паника застилает глаза, и, наверное, из-за этой самой паники я как-то неправильно понимаю его слова. Да-да, определенно. Мне нужны некоторые разъяснения. А Марат с ними не спешит. Склонив темноволосую голову, он внимательно изучает инструкцию по применению Постинора. Интересно даже, что он хочет там вычитать?

— Как вообще можно рекомендовать женщине препарат, который имеет столько побочек? — недовольно хмурится он, оглядываясь. Обнаружив, что искал, шагает к мойке. Открывает шкафчик и решительно выбрасывает таблетки в мусорное ведро.

— Что ты делаешь? — хлопаю глазами.

— Избавляюсь от этого дерьма. Ты не будешь себя им травить.

— Послушай, — нервничаю, — на самом деле все не так плохо.

— Это говорит лишь о том, что ты не дошла до перечня побочных эффектов.

— Дошла! Но это же крайности… — растерянно заправляю за уши упавшие на лицо