— Извините. — Склоняет голову. — Я думала, меня представили… — беглый взгляд на Коваленко.

— Мой косяк, — оскаливается тот, — Афина Алфеева, моя… — лицо Афины каменеет, — давняя знакомая и фэшн-директор…

Это все, что я успеваю услышать, прежде чем шум крови в ушах перекрывает собой все другие звуки. Пальцы конвульсивно сжимаются. Я буквально в шаге от того, чтобы заткнуть это коваленковское «моя» ему обратно в глотку. Но когда я уже привстаю, готовый на него броситься, на мое бедро ложится ее рука. И я остаюсь на месте. Потому что проснувшийся во мне зверь присмирел, тычась в эту маленькую ручку оскалившейся мордой.

ГЛАВА 8

Афина

Ничего нереальнее этих переговоров в моей жизни еще не происходило. Даже та встреча с фотографом, после которой меня, шестнадцатилетнюю выпускницу интерната, пригласили на работу в Париж, и я попала из смрадной абсолютно бесперспективной нищеты, да, тоже в бедность (начинающие модели жили в тесных коморках по пять человек на какие-то двести евро в неделю), но в бедность модную, в софитах и перспективах… Так вот даже тогда у меня не возникало сомнений, что это происходит со мною на самом деле. Потому что мне самонадеянно казалось, будто я это заслужила. Потому что иначе просто не могло быть. Потому что я какая-то совершенно особенная. Потому что мне уготована отдельная, не такая, как у других интернатских девчонок, красивая жизнь, которая обязательно ждет меня впереди, лишь прояви терпение. Наверное, шестнадцатилетней я была гораздо более самоуверенной и дерзкой, чем теперь. Или та ситуация в принципе несравнима с этой. В любом случае прямо сейчас я не могу отделаться от ощущения абсолютной нереальности происходящего. Ведь если мыслить логично, какие у меня были шансы познакомиться с таким мужиком, как Марат, в забытом богом детском лагере? Какие шансы, что сидящий передо мной мужик в шикарном костюме ручной работы, искушенный, наверняка избалованный и деньгами, и бабами, и тот обходительный, влюбленный по уши мальчик в кепке и рваных шортах — один человек? А какие шансы встретить этого персонажа дважды?

Да не было этих шансов! Не бы-ло!

Напоминаю себе о пользе дыхательных упражнений. Напряжение в затылке чуть ослабевает, жаль поздно. У меня жутко разболелась голова. Машинально касаюсь гудящих висков пальцами. Поднимаю ресницы и наталкиваюсь на пристальный взгляд Марата. Вязну в нем, как бабочка в густой древесной смоле. Мне все трудней концентрироваться на разговоре, хотя это дело принципа — доказать ему, что я в первую очередь — профессионал. И как-то умудриться не столкнуть их с Коваленко лбами, потому как… А хрен его знает, почему. Жизнь меня не готовила к тому, что мой Марат, тот мой Марат по весу ничуть не меньше Владимира. А этого Марата я совершенно не знаю. Я даже до конца не понимаю, что его привело в мой лагерь. Знал ли он, кто я? Верить в это не хочется, ведь тогда придется поверить и в то, что все произошедшее между нами — обман, а я — последняя дура. Мои щеки начинают гореть, как после пощечины. У Коваленко в очередной раз звонит телефон.

— Важный разговор. Я отойду на минутку…

Принимаюсь хаотично листать папку с референсами, когда на мою руку ложится ладонь Панаева. Я замираю. Тяну руку на себя, не желая, чтобы Владимир, вернувшись, застал нас в такой двусмысленной ситуации. Но Марату, похоже, плевать на Коваленко и на мои страхи. Он сжимает пальцы вокруг моего запястья и резко дергает на себя. Я падаю ему на грудь с тихим вскриком. Воздух в легких заканчивается. Голова кружится, как у пьяной.

— Марат… Н-не надо.

— Ты с ним? — нервно дергает головой в сторону захлопнувшейся за Коваленко двери. И жжет, жжет горящим в глазах огнем.

— Нет!

— Вот и хорошо, — усмехается и накрывает мои губы своими. Мы целовались много раз, но не так, как сейчас. Это что-то другое. Менее нежное, более требовательное. Клеймящее.

— Прекрати! — задыхаюсь.

— Почему? — проходится зубами по моему уху.

— Потому что это рабочее совещание! — выпаливаю первое, что приходит на ум. — И вообще…

— М-м-м?

— Я тебя совершенно не знаю!

— Я тебя тоже, как оказалось. Но что это меняет?

— Я никогда не притворялась тем, кем не являюсь, — сощуриваюсь.

— Я тоже.

— Ну да. А в лагерь ты просто так приехал? Потому что в озере хотел искупаться, — припоминаю его же слова.

Из приемной доносятся голоса. Марат оглядывается. Сейчас ни у кого язык бы не повернулся назвать его мальчиком. Столько в нем сдержанной мужской силы. Какого-то редкого достоинства и степенности. Все женское во мне трепещет. У бабочек в животе фальстарт. Я ерзаю в безуспешной попытке унять их. И с удивлением наблюдаю за тем, как Марат берет со стола бумажку для заметок и что-то там пишет…

— Это мой номер. Сбрось мне свой адрес. Я приеду, как только освобожусь. И мы все обсудим.

Я по привычке вся ощетиниваюсь, подбираюсь, готовая сказать свое твердое «нет». И тут понимаю, что у меня больше нет никаких причин отталкивать от себя Марата. Раньше все мои «нет» основывались на страхе, что Коваленко ему как-то навредит. Но учитывая новые обстоятельства, это весьма маловероятно. Да, Коваленко — величина, но так и Панаевы не лыком шиты. Если Марат захочет, он сможет меня защитить, просто назвав своей. Если он только захочет…

Машинально убираю записку в сумочку. Мысли остаются неприбранными. Я сбита с толку и совершенно не готова к тому, как стремительно все меняется. Это странное, давно забытое смятение. А еще страх. Потому что у меня все настолько к нему остро, что если вдруг у нас ничего не выйдет, когда развеется радужный туман первой влюбленности, будет ой как больно! Я гоню нехорошие мысли и обещаю себе как-то с этим справиться, если придется. А пока… пока пусть все идет, как идет. Главное не делать резких движений.

Возвращается Коваленко. Время встречи стремительно подходит к концу. Но Марат, к моему удивлению и еще большему восторгу, настолько погружен в тему, в мельчайшие нюансы, что мне приходится лезть туда, куда я на первых порах лезть не планировала, и наше обсуждение серьезно затягивается. Владимиру это очень быстро надоедает. Он нервничает, но не уходит, хотя от его присутствия на совещании нет никакого толку. С таким же успехом он мог вовсе не приезжать. Но, видно, так легко мне от него не отделаться.

— Извините, Марат. Наше обсуждение затянулось больше, чем я планировала. Вы не будете против,