– Чушь, конечно, чушь! Очередной миф! – Старик оторвался от воспоминаний, заговорив по привычке вслух. – Нет и не может быть никакого «мирного атома», ибо всё, что создал человеческий разум, прежде всего направлено на подавление и уничтожение себе же подобных, на захват чужих территорий и богатств. Экономический интерес – прежде всего! Везде и во всём! Всё в нашем мире – товар на продажу! Даже совесть!

Старикам, таким, как он, легче было в этом сознаваться, чем молодым. И именно потому, что Адов оказался в ладах с собственной совестью, в его мозгу возникла очередная заманчивая идея: ведь ядерные материалы – потрясающе ходовой товар. Причем для них не требуется ни громоздких фур, ни железнодорожных эшелонов, ни гигантских судов, ни большегрузных «антеев». Вполне достаточно кейсов типа «дипломат» с надёжными свинцовыми стенками, в которых без проблем уместятся капсулы с любым радиоактивным веществом. Да и тянуть микроскопически компактную продукцию с ядерных объектов куда проще, чем нелегально уводить за рубеж те же танки, пушки, ракетные комплексы, тонны нефти и несметные кубометры природного газа.

Постепенно планы создания «Альбеги инк» обретали всё более конкретные очертания. В итоге Адову удалось сформировать хорошо отлаженную команду из преданных ему специалистов ядерных предприятий. Их было немного, но «много» в таком вопросе – еще не синоним успеха. Он без особо труда купил и повязал на «Альбеге» нужных ему чиновников, которые за хорошую мзду вовсе не пеклись о державе, а к тому же, собственно, понятия не имели, что творят. «Атомные дела» всегда были для несведущих людей тайной за семью печатями.

Так что приход в Кремль новой команды и последовавшее вскоре снятие с высокой должности не очень-то расстроили академика Адова. Пожалуй, напротив, никакой пост ему уже, по сути, был не нужен. Только лишние хлопоты и ответственность! Звезда Героя, Госпремия и другие почести для главы «Альбеги инк» теперь казались не более чем мишурой из воспоминаний.

Господи, сколько же денег Змий успел перекачать в закрома «Альбеги»! Он умудрился даже развести самоуверенных американцев! Правда, именно из-за этого академика вроде бы прижали к стенке, потребовав ответа за разбазаренные средства. Вот тогда-то и понадобился ему Куратор в военно-промышленном комплексе, который не столько из любви к Змию, сколько страстно желая получить доступ к «рогу изобилия», сделал всё, чтобы Адова отмазали по всем статьям. Видимо, вовремя вспомнили народную мудрость: «Не трожь г…но, оно и вонять не будет». А ведь если бы прижали его тогда к ногтю, мир мог бы задохнуться от вони!

Кто из этих господ безгрешен, пусть первым бросит в него камень! Взять хотя бы Куратора: сидит себе в кабинете, контролирует вроде целую отрасль и, ничем не рискуя, гребёт под себя миллионы. Причем, гнида, всё больше и больше наглеет! Что поделаешь, в его руках рычаги реальной власти…

Мелодичная трель мобильного телефона вывела академика из состояния философической полудрёмы.

Он нехотя взял с журнального столика аппарат.

– Папочка, милый, привет! Как ты там? Как здоровье? Ты слышал, что произошло с Люсиновым? Ужас какой-то! Я звонила его жене, предлагала помощь…

Долгожданный, но обыкновенно щебечущий голос дочери звучал столь трагически, словно из спектакля о древнегреческой Медее.

– Наденька, здравствуй, солнышко моё! Лучше скажи, когда ты приезжаешь?

Отец задыхался от волнения.

– Скоро, очень скоро, папочка! Я тебе сообщу дополнительно. Но что ты думаешь о Вадиме? Я никак успокоиться не могу. Хочу приехать к тебе. Сейчас мне ни до чего нет дела.

– Так отдохни! Давно было пора отдохнуть. Хочешь в Альпы?

– Какой тут отдых, папочка? Я уж лучше к тебе.

– Я буду ждать с нетерпением! – Олег Евгениевич чуть не прослезился. – Только успокойся. Может, с Вадимом все наладится…

«Какая сердобольная! За все у нее сердце болит, – подумал старик, положив трубку. – Хотя, конечно, Люсинов особый случай».

Академик был безмерно горд тем, что любимая доченька не только с блеском защитила диссертацию в одном из самых авторитетных и престижных в мире онкологических центров, но уже успела прослыть в Европе «новоявленной матерью Терезой». Надежда разработала и теперь успешно реализовывала программу помощи детям, страдающим от белокровия. Тот факт, что на свою бурную благотворительную деятельность она щедро тратила отцовские деньги, Адова совершенно не беспокоило. Напротив, он был даже рад, что стараниями дочери они шли на доброе дело и тем самым как бы очищались. Словом, придуманный им «закон симметрии и равновесия» исправно срабатывал в данном конкретном случае тоже.

– Господи, какая радость, Наденька скоро приедет! – воскликнул счастливый отец и снова прослезился. – Хоть одна благая весть за последнее время. Если бы еще не история с Люсиновым. Эх, Люсинов…

Надо же, чтобтакоеслучилось именно сейчас! Конечно, как еще Наденька могла отреагировать, если когда-то была по уши влюблена в Вадима. Кто знает, может, забылось. А может, и не забылось. Порывы современной молодежи академику были не очень понятны.

Олег Евгеньевич всегда боялся любовных историй дочери. Ведь одна из них рано или поздно отнимет ее у отца. И что в итоге? Страшно подумать! Скольких вполне достойных молодых соискателей руки Нади пришлось ему отвадить из-за собственной ревности и эгоизма…

«Молодой человек, вы же понимаете, что ваше увлечение моей дочерью ни к чему хорошему не приведёт, – отчитывал он когда-то давно молодого красавца-чекиста. – Я никогда не допущу, чтобы Наденька стала женой человека столь рискованной профессии! Так что давайте расстанемся по-доброму, просто хорошими друзьями. Может, впоследствии я вам предложу достойную работу. В обиде не останетесь».

Тот эпизод столь живо предстал сейчас в памяти, что академик невольно поёжился. Наверное, он один виноват в том, что дочь в свои тридцать шесть лет не имела ни семьи, ни детей, а сам Олег Евгеньевич до сих пор не стал дедом. Будь иначе, может, и не страдал бы он сейчас от своего дикого одиночества?

Прочь! Прочь, нездоровые мысли! Олег Евгеньевич по сей день заставлял себя верить в то, что дочь по-прежнему девственно чиста и непорочна. Как будто это имело какое-нибудь значение… Тем не менее наивное родительское заблуждение согревало его душу. Что ж, даже мудрейшие из людей рады заблуждаться и верить в придуманные ими же мифы.

Всю жизнь Олега Адова питала и грела «одна, но пламенная страсть» – обеспечить благополучие Надежды. Порой он ловил себя на мысли, что ради её достижения был готов даже на преступление. Хотя что называть преступлением? Когда ты переступаешь порог дозволенного? Но если так, то кто определил, где он, тот порог? Сам же человек. А кто дал ему право? Опять же человек! Вот ведь чушь…

Спонтанно пришедшую на ум мысль старик добросовестно, по привычке, поспешил занести в память своей записной книжки и одновременно в специальный файл «Сократа». Однако стоило академику уткнуться в монитор, как он тут же с дикой злобой вспомнил о послании Куратора: мол, у них там заседание Совбеза.