– П-пока рано с-судить.

– Нравишься ты мне, Лера, – заявляет Ноа и чокается со мной бутылкой. У него голос как у телеведущего, разве что слегка нетрезвого. – Оставайся с нами.

– А где ты теперь живешь? – спрашивает Хави и тут же краснеет, будто это слишком личный вопрос. Будто пятнадцать минут назад не обнимал меня за талию. Кендалл закатывает глаза, но потом расслабленно откидывается на спинку дивана.

Кэрри щелкает пальцами и говорит:

– Погоди-ка… А ты не в дом Корнеллов въехала? Вы… Холдены, да?

Главный плюс жизни в крупном городе – постоянные перемены. Не помню, чтобы кто-то приезжал в Колд-Крик с надеждами на лучшее будущее. Уезжали оттуда тоже редко. Все перемены в Колд-Крике – рождение да смерть. А здесь…

Дом Корнеллов. Холдены. Слишком удачно.

– Ага, – отвечаю я.

– Всего в паре улиц от меня, – говорит Хави.

– Этот дом продавала жена моего брата, – объясняет Кэрри. – Там шикарно. И сауна есть, и что-то типа домика на дереве, да?

Я киваю. Почему нет.

Ноа смотрит на меня:

– Родители неплохо зарабатывают, да?

– Н-не хуже твоих.

– А ты откуда знаешь? – спрашивает Кендалл.

– В-ваш отец – б-болыпая шишка.

Я встречаюсь с ней взглядом. Ноа бьет кулаком по столу в знак согласия, а потом делает глоток пива.

– А в-вы, ребята, – я указываю на всех четверых, – с д-детства дружите?

– Может, сама нам расскажешь? – ворчит Кендалл. – Раз ты и так все знаешь.

– Мы с семьей переехали в Монтгомери, когда я училась в третьем классе, – говорит Кэрри. Она кивает в сторону Хави, Ноа и Кендалл. – А ребята тут всю жизнь живут.

– Их папа был моим тренером по бейсболу. – Хави указывает на Ноа, который тут же одним большим глотком опустошает свою бутылку. Он наклоняется к Хави и хватает его за руку.

– Пойдем, чувак. Еще по одной. Я угощаю. – Ноа одаривает меня сияющей улыбкой. – Выпьем за нашу новую подругу.

– М-мне пока не н-надо, спасибо.

Я стучу ногтем по почти полной бутылке. Думаю, не стоит мне больше пить.

Мальчики уходят. Я поворачиваюсь к Кендалл:

– Ты з-знаешь человека п-по имени Д-Джек Херш?

Она поднимает бровь:

– Кого-кого?

– Н-никого. – Я умолкаю. – А Д-Даррена М-Маршалла?

– Что ты несешь вообще?

Мы сидим в неловком молчании. Я не знаю, как общаться с девочками. Тем более с красивыми. Я хочу им нравиться. Это странная нужда, почти жизненная необходимость. Из-за нее я кажусь себе глупой и слабой, потому что причина ее появления – ужасные отношения с матерью. А хуже всего то, что я не могу удовлетворить эту нужду. Догадайтесь, сколько у меня было подруг, даже до убийства Мэтти.

– Эффектно ты тут появилась, – говорит мне Кэрри, и я даже не знаю, комплимент это или оскорбление.

Губы Кендалл изгибаются в улыбке.

– Ну не знаю, – произносит она. – Танец какой-то знакомый.

Я почему-то чувствую прилив гордости. Да, это было смело и нагло.

И благодаря этому я здесь.

– Хави, кажется, очень понравилось, – добавляет Кэрри.

Кендалл смотрит на меня из-под длинных ресниц.

– Он обычно такой робкий. Удивительно, как это он решился подойти. Будь с ним поласковее, ладно?

– Он м-милый. – Я смотрю на ребят. Они все еще у барной стойки. – А что насчет Ноа?

– У него есть парень.

Я допиваю пиво, и вдруг у Кендалл пищит телефон. Она достает его из кармана и объявляет:

– Это Мэтт.

– Не отвечай ему, – говорит Кэрри.

– Надо ответить, – возражает Кендалл. – Ты в прошлый раз советовала не отвечать, и я послушалась, так что в этот раз надо ответить, а то…

– Что, будет опять вести себя по-свински?

– О к-ком речь?

– Об одном говнюке по имени Мэтт Бреннан. Кендалл с ним встречается. – Кэрри выразительно смотрит на подругу. Та делает вид, что не замечает. – Ты с ним познакомишься в СШМ, если Кендалл так и недостанет силенок его бросить, хотя давно пора…

– С-СШМ?

Кендалл поднимает на меня глаза:

– Э-э-э, старшая школа Монтгомери? – Звучит как «Ты что, совсем тупая?».

Я выдавливаю смешок:

– Н-не привыкла еще к н-новой школе.

– А расскажи про старую! – просит Кэрри.

Я натянуто улыбаюсь и пытаюсь вспомнить школу. Мне там никогда не нравилось. Никто со мной не хотел общаться, все только издевались над тем, как я разговариваю. Но со временем мне стало на это наплевать. Школа всегда казалась мне чем-то искусственным, какой-то дурацкой игрой, в которую нужно было играть определенное количество часов в день. А снаружи кипела настоящая жизнь, там были мама и сестра. И я была нужна сестре. Так что на кой мне сдалась алгебра? Какой в ней вообще смысл?

Телефон Кендалл спасительно бренчит.

– Да пошел он! – стонет Кэрри.

– Вы про кого? – спрашивает Хави, подсаживаясь ко мне. Ноа тоже опускается на диван.

– Про Мэтта, – отвечает Кэрри, не обращая внимания на предупреждающий взгляд Кендалл.

Ноа наклоняется к сестре и вырывает телефон у нее из рук.

– Ну-ка отдай, засранец! – кричит она.

– Потом еще благодарить нас будешь, – заявляет Кэрри.

– Боже, Кендалл, если ты бросать его не собираешься, пусть хотя бы побегает за тобой, – говорит Ноа.

– Быстро отдал телефон!

– Ты же обещала. – Ноа машет телефоном у ее лица, а потом прячет его в карман. – Ты обещала, что не будешь сегодня заниматься этой фигней, а я пообещал, что в случае чего отберу у тебя телефон.

Он наклоняется к начавшей было протестовать Кендалл и закрывает ей рот ладонью. Если бы хоть один парень так со мной поступил, будь он трижды моим братом, я бы ему руку сломала.

– Так что хватит ныть про Мэтта и пей уже купленное бухло.

Кендалл хмурится, делает картинный глоток и показывает брату средний палец.

– Привет, – говорит мне Хави.

– Привет.

– Смотри-ка, не запнулась. – Клянусь, я в последний раз краснею в его присутствии. – Мой двоюродный брат раньше заикался, но зато отлично пел. Ну, в смысле, когда он пел, то не заикался. У тебя не так?

Я качаю головой, хотя я и правда не заикаюсь, когда пою. Просто пою я настолько отвратительно, что не очень-то хочется сейчас делать из себя посмешище.