— Я — юрист! Меня зовут Марек Реведа, и я уважаемый адвокат!

Сокамерник вздохнул.

— Не имеет значения, кто ты. А вернее, кем был. Я держал киоск. Там ты мог быть даже мэром, а тут ты никто.

— Я засужу вас! — юрист не слушал. — За незаконный арест вы не расплатитесь до сраной смерти!

— Арест? — худое лицо владельца киоска замаячило в свете слабого фонаря. — Ты ничего не помнишь?

* * *

Свистящий и рычащий коммуникатор прервал его сон и начал экзекуцию за вчерашние излишества. Харпад ненавидел этот момент, но, тем не менее, никогда о нем не вспоминал, когда начинал пить.

Встать? Не встать? Ни один из вариантов ни к чему не приведет. Заснуть уже не удастся, он знал это по опыту. Наконец заставил себя подняться и посмотрел в окно. Это никогда не помогало, но он всегда так делал. При хорошей погоде, если ладонью прикрыть Несолнце, между небоскребами центра далеко на севере удалось бы рассмотреть здания Муранова почти точно под углом сорок пять градусов сверху. Но не сегодня.

Восток, запад, север, юг — эти определения использовались по привычке. Компас в Кольце Варшава показывал исключительно на ближайший магнит. Настоящее Солнце находилось в плоскости Кольца, заряжая солнечные панели на его корпусе. Ни с какого места нельзя было увидеть его. Источник света находился в Облаке. Несолнце включалось и выключалось, отмеряя двадцатичетырехчасовой ритм. Размытые тени не двигались вместе со стрелками часов. Искусственная звезда всегда стояла в зените, скрытая в тумане, иногда плотном, иногда редком, в зависимости от неизвестных факторов.

День был похож на день, девяносто лет продолжалась ранняя, капризная осень.

Во время Перемен дома наращивали этажи, одновременно снижая высоту потолков и деля помещения на размером поменьше. Варшава была одним из городов, решившихся на это, вместо того чтобы отстраивать все с нуля. Более оптимизированные Барселона и Сантьяго из старой архитектуры оставили только самые ценные памятники. Остальное спроектировали так, чтобы с толком использовать пространство Кольца. Такое решение пользовалось популярностью, но, по мнению Харпада, уж лучше жить в тесной клетушке в городе, что притворяется Варшавой, чем в три раза большем тридцатиуровневом подвале где-то в Бангалоре.

Коммуникатор снова отозвался. Харпад опустился на кровать и посмотрел на экран. Три непрочитанных сообщения. Юдита срочно хочет встретиться. Отправитель идентифицирован как «офицер #26», но он знал, что это она. Вольф тоже хочет встретиться в одиннадцать пятнадцать на Мокотовском поле. Нет, не хочет — Вольф встретится в одиннадцать пятнадцать на Мокотовском поле. А это через полчаса!

Харпад почти протрезвел. Мало времени.

На столе он нашел бутерброд и записку о коктейле в холодильнике. Мокрое полотенце лежало на стуле, ванна была запотевшей. Он унюхал слабый аромат парфюма. Это наводило на мысль о чем-то прекрасном и возбуждающем. Он пожалел, что так мало помнит о минувшей ночи.

После холодного душа он почувствовал себя лучше. В лифте вызвал машину из подземного гаража и через несколько минут уже ехал по проспекту Святого Иоанна Павла II. Он перевел автопилот в комфортный режим, которым никогда раньше не пользовался. Лучше прибыть на две минуты позже, чем чтобы его стошнило на следующем повороте.

После Перемен поворотов стало больше. Система улиц была растянута, словно резиновая. Это было сделано для частичного выравнивания русла Вислы, чтобы она могла создать замкнутый контур, и спасения ценных городских районов. Местами это особенно бросалось в глаза — ровные в прошлом улицы стали извилистыми. Самым большим изменением было расположение урезанного Урсуса над Ломянками и под Урсыновом. Однако это никого не заботило, потому что никто не помнил, как было раньше.

Он вышел на Батория и отослал Триумф на ближайшую парковку. День был невыносимо солнечным. Высоко над кронами вековых тополей из туманной синевы появлялась вертикальная, геометрическая сетка улиц Мокотова.

Он ступил на газон между варшавян, желающих провести полдень в самом большом городском парке. Мокотовское поле тянулось вверх аж до Вавельской. От запада поднимались многоуровневые висячие сады. На расстоянии все это напоминало увеличенную в миллион раз пемзу, но по мере приближения проявлялась их сложная, упорядоченная структура. Десятиметровые платформы соединялись узкими переходами. Десять, а может и двенадцать уровней — трудно сказать, поскольку высота платформ меняется рандомно, управляемая центральной системой парка, — поднимались вверх и падали со скоростью несколько десятков сантиметров в час. Снизу они были покрыты эмиттерами дневного света, поэтому даже под ним было достаточно светло.

Харпад сновал по нулевому уровню, ожидая сообщения от Вольфа и борясь с желанием прилечь на травку в тени, как обычный бомж. Пять минут в запасе. Он жаждал отправить сообщение Марысе — хотел извиниться за вчерашнее, объяснить необъяснимое и пообещать звездочку с небес через две недели. Вместе с отрезвлением начинался долгий этап ожидания следующего праздника встречи с дочерью. Но он ничего не написал. Это только разозлит Ренату, она точно читает корреспонденцию Марыси. Молчание суки, которую еще год назад он считал женщиной своей жизни, было более красноречивым, чем обычный поток оскорблений.

Запиликал коммуникатор. Сообщение от Вольфа с точным местом встречи. Анимационная карта на экране коммуникатора привела его к одному из входов на подземную парковку. Безопасно можно разговаривать только в акустически и электромагнитно изолированном пространстве, например, в салоне соответствующим образом защищенного лимузина, убрав коммуникаторы в дискретор.

Он спустился на лифте, спрятанном в стволе искусственного дуба. Черный Олдсмобиль Вольфа он узнал сразу. Машина выступала за линию парковочного места. На заднее крыло опирался Бульдог. Он игрался с эластомерной головоломкой. Заметив Харпада, он спрятал игрушку в карман и кивком головы указал на задние двери. Они остановились напротив зеркального окна, и охранник прошептал несколько слов в манжету. Харпад терпеливо ждал — стучать не имело смысла, поскольку салон изолирован. Через мгновение двери открылись. Харпад, почувствовав, как душа ушла в пятки, сел в машину. В свете отложенного на сиденье коммуникатора он успел заметить профиль мужчины. Острые черты лица. Темнота поглотила салон. Он ждал.

— Создаешь проблемы, — отозвался хищный голос.

Нюхач сглотнул слюну. Мужчина наклонился к нему. Из-за расстегнутого ворота рубашки выскользнула серебряная цепочка с колечком, на котором ничего не висело. Когда Харпад шел сюда, то повторял себе, что в этот раз его не запугают. Однако сейчас, когда он сидел в темноте напротив этого человека, пульс его странным образом участился, а ладони вспотели.

— Поздно лег спать… — Когда он начал это говорить, то понял, что имелось в виду совсем другое. — Я должен лично встретиться с объектом, то есть с клиентом. Иначе не смогу найти его профиль.

Минута тяжелого молчания.

— Что от тебя хотела полиция?