– Смотрите! Она белая!!! – вдруг закричала, словно увидев призрак, Татьяна, держа в руках ослепительно-белую голубку. – Какая же ты красавица! Не буду тебя убивать!

И она под застывшими взглядами тех, кто завороженно наблюдал за ней и явно боялся спугнуть ее, еще минуту тому назад кровожадную отрывательницу голубиных голов, подбросила птицу вверх, давая ей возможность улететь. Она отменила казнь, подарив ей жизнь. И голубка, ставшая уже нежно-голубой от лиловых лесных теней, покружив над поляной, над кровавым эшафотом ее подруг-приятелей, не таких красивых, как она сама, и потому обреченных попасть в суп, улетела. Спаслась.

– Господи, Танька, – пробормотал Леха, стоя посреди поляны с большой веткой в руках и качая головой. – Я так боялся, что ты и ей оторвешь башку! Но ты умница!

– Да уж… – вздохнул Иван, в котором тоже на время проснулся человек, а не пожиратель голубей, – хорошо, что отпустила.

– Да я ж не монстр какой! – улыбнулась Татьяна, и в эту минуту Вера увидела буквально выросшие на ее глазах окровавленные, ну просто вампирские клыки во рту мерзкой блондинки. Да уж, испугалась Вера своего видения, надо же, как работает воображение! Да у Татьяны ровные белые зубки, как у белочки! Не придерешься!

Мешок опустел. Вокруг красной лужи подтаявшего снега чернели голубиные перья и пух. Никто, похоже, кроме Веры, не обращал на это внимания. Парни вылили горячее грязное, в черных ошметках перьев, варево в сторону, в сугроб, оставив там рваную коричневую дыру, после чего чистым снегом отмыли казан, принесли из машины пластиковые бутыли с чистой водой, наполнили котел и подвесили над костром. Откуда-то появился почти новый эмалированный тазик, куда также плеснули воды, и Надя принялась мыть уже выпотрошенных голубей.

Пока голуби варились, все пили из стаканчиков водку, закусывая вкуснейшими солеными огурчиками. Курили, болтали. Иван затащил Веру в лес, где пьяно и грубо целовал ее. Она едва вырвалась из его рук, вернулась к костру, спряталась за Надиной спиной. Леха, примостившись возле деревянного ящика с продуктами, чистил лук, картошку, морковь.

Прошло несколько часов, пока суп не сварился. Аромат его протрезвил Веру, она почувствовала острый приступ голода. И ей было уже все равно, голубиный суп или куриный. Но когда Кабарданчик разлил варево по алюминиевым мисочкам и она попробовала суп, то поняла, что такой вкусноты она еще ни разу не ела. Суп был восхитительный, он пах божественно! К мясному аромату примешивался запах костра, что делало его просто невероятным! Леха нарезал крупными ломтями высокий и мягкий деревенский хлеб, тоже показавшийся Вере потрясающе вкусным.

Она смутно помнила их возвращение в «Отраду». Кажется, было много суеты, связанной со сборами. Все что-то упаковывали, укладывали в ящики, пакеты, закопченный и уже остывший котел с остатками супа обернули газетами, чтобы не испачкать дно багажника. Покидая лес, они оставляли после себя изгаженную, испоганенную, оскверненную поляну, и так нехорошо было от этого на душе Веры, так стыдно!

– Мы – варвары, – сказала она Наде уже в комнате, упав в одежде на кровать и прикрывая глаза. – Или свиньи. Или нет, правильнее будет сказать – убийцы. Страшно подумать, как мы себя вели, сколько душ сгубили.

– У меня задержка три дня уже, – отозвалась думающая о своем Надя, переодеваясь в халат. – Я в душ.

– Хорошо, я после тебя.

Она посмотрела на дверь, за которой скрылась Надя, и подумала о том, как же она все-таки ошибалась в своей соседке. Поначалу она совершенно не понравилась ей, даже показалась Вере какой-то опасной, чуть ли не хищницей. И взгляды, которые та бросала, были колючими. Но после сцены избиения, свидетелем которой Вера стала, она вдруг поняла, что Надя – хрестоматийная жертва, затравленная, напуганная самой жизнью и опасающаяся всех и вся. Обделенная женским счастьем, она придумывала его себе с каким-то отчаянием и теперь, когда впереди возникла реальная угроза беременности, испугалась до смерти и думала уже только об одном – только бы выйти сухой из воды, покончить со всем этим маловероятным и призрачным, забыть болтуна Кабарданчика и поскорее вернуться домой. Вот что прочла Вера в глазах Нади перед тем, как та отправилась в душевую.

Странное дело, но Иван, который во время пикника постоянно приставал к ней с поцелуями, ничего не предпринял этим вечером, чтобы затащить Веру в комнату для свиданий. Даже не поцеловал на прощанье. Бухнул тяжелым чугунным котлом с остатками супа возле двери, под вешалкой, помахал ей рукой, типа «чао!», и уехал домой.

С одной стороны, Веру это вполне устроило, ведь она так устала, и ей действительно ничего не хотелось, но с другой – было как-то по-женски досадно, что ей ничего не предложили, ее не захотели. Ну и ладно, не больно надо!

Позвонил отец. Извинился, что поздно, сказал, что был очень занят и не имел возможности позвонить. Спросил, как у нее дела, сказал, что примерно через неделю за ней приедет. Вера расплакалась.

– Па, я так соскучилась! Можно, я хотя бы Сашке позвоню?

– Нет, пока не надо. Я скажу, когда все закончится. Я тоже скучаю, Верочка. Ну все, родная, извини еще раз, что разбудил. Спокойной ночи!

Какой Ваня? Да и вообще, разве может какой-то чужой человек заменить ей семью? Папа и Сашка – вот самые любимые и родные ей люди. Только их она будет любить.

После звонка отца Вера окончательно успокоилась.

Прошло больше получаса, а Надя еще не возвратилась. Встревоженная, Вера накинула халат, взяла в руки грязный, жирный от супа черпак, который лежал на крышке котла, и вышла из комнаты.

Услышав голоса, почувствовала, как волосы у нее на голове шевелятся – неужели это снова Татьяна?

Перед дверью в душевую она остановилась, прислушалась.

– …хочешь сказать, что она не пошла с нами, потому что поехала с Саватеевым? Чего молчишь? Она была у вас в комнате, я знаю, может, она рассказывала что-то Верке? Ты, дура, откроешь наконец рот или нет?

– Да ничего не знаю я… – ревела в голос Надя. – Оставь меня в покое!

– Вы все против меня, думаешь, я не чувствую этого? И все это из-за этой вашей суки Наташки? Что она набрехала вам вчера? Она же виделась с Вадимом, а он уж точно не стал бы молчать и рассказал ей о том, что произошло в городе. Как он поступил со мной… Тебе об этом что-нибудь известно?

– Говорю же, не знаю я ничего!

– Тогда почему же Верка не разговаривает со мной? Смотрит на меня так, словно я девка какая… Да кто вам дал право судить меня? Что вы обо мне вообще знаете? Это Наташка – самая настоящая бл…дь, понятно? И Вадим переметнулся к ней лишь потому, что она позволяет ему то, что нормальные девушки позволить не могут. Но ты все равно не поймешь… Короче, так. Узнай, что Наташка наговорила обо мне Верке, поняла? Ты слышишь меня?!

– Да не могу я… Мы с Верой не подруги, а просто соседки. Она, даже если что-то и знает, ничего мне не расскажет. Она презирает меня, считает глупой. Вы все считаете меня глупой… – заливалась слезами близкая к истерике Надя.