Каждое утро, собираясь на работу, он представлял себе, каквернется вечером домой, а Сони нет – ушла. Не важно, куда: в монастырь, к маме,к другому… Только бы ее не было в его квартире!

Но его мечты не сбывались – жена по-прежнему встречала Митювечерами у двери, кормила пирогами, делилась своими дурацкими новостями, читалавслух газеты, комментировала фильмы. Трещала, трещала, трещала, не замолкаядаже в кровати!

Митрофану стало казаться, что он попал в ад! Однако ему дажев голову не приходило, что есть простой выход из ада – развод! Патологическипорядочный, жутко несовременный, совестливый, ответственный, честный Митясчитал, что раз он лишил девушку невинности, то обязан на ней жениться. А кольженился, должен жить, неся этот крест до конца своих дней… Так бы и нес, еслибы не отец! Спасибо ему, вовремя вмешался – вдолбил дураку, что разводединственный выход. Иначе Митрофан либо в психушку бы угодил, либо в тюрьму –за непредумышленное убийство жены…

Теперь старший следователь Голушко холостяк. Счастливыйхолостяк. Только одинокий. Потому что по-прежнему порядочный и несовременный. Исчитает так: раз он больше не хочет жениться, значит, незачем заводитьотношения с порядочными женщинами. А с непорядочной, то есть проституткой,Митрофан не смог бы переспать даже под дулом пистолета…

Финальную точку в его размышлениях поставил хлопок входнойдвери – это вернулся отец.

– Папа, ты? – прокричал Митрофан, вставая стабурета и зажигая газ под кастрюлей с рассольником.

– Я, кто ж еще, – проворчал Базиль от двери.

– Суп будешь?

– Буду, я голоден…

Базиль вошел в кухню, мельком глянул в раковину и покачалголовой:

– Опять из кастрюли лопал? Неужели нельзя в тарелкуналить?

– Я наливал…

– Не ври уж! Если бы наливал, то грязная тарелка сейчасбы в мойке стояла… – Отец подошел к плите, поправил косо лежащую на кастрюлекрышку. – Неаккуратный ты, Митя, просто какой-то кошмар! Вот умру я, ктобудет за тобой убирать? Грязью ведь зарастешь…

Митрофан чмокнул отца в сухую щеку, чтоб тот пересталбурчать.

– Или от гастрита загнешься! – уже болеемиролюбиво продолжил Базиль. – Жрешь всякую гадость! Мюсли какие-то, сыр стухлятиной…

– С плесенью.

– Один черт! – Отец достал из холодильникаовальную тарелку, на которой была красиво уложена селедка, посыпанная кольцамилука. – Вот что есть надо! Да с жареной картошечкой, да под водочку!Будешь?

– Селедку буду, а водку нет.

– Ну и дурак, – беззлобно сказал Василий, наливаясебе в пятидесятиграммовую стопку водки. – Алкоголь, знаешь, какойполезный! Особенно в малых дозах…

– Папа, я твоих лекций относительно полезности всяких вредныхпродуктов прослушал уже не мало, так что давай спокойно поедим…

– Вредных продуктов, – передразнил сынаБазиль. – Плесень, значит, полезна, а чистейшая хлебная водка нет?

– Нет.

Базиль раздраженно махнул рукой и залпом выпил своипятьдесят граммов. Крякнул, занюхал луком, посидел несколько секунд неподвижно,потом отправил в рот кусок селедки, одно колечко репчатого и со смаком ихрустом стал жевать…

– Ты где был? – спросил Митрофан, вяло обкусываяломоть батона – отец всегда нарезал огромные куски, говорил «большому куску ротрадуется. – У своей драгоценной подружки Аделаиды?

– Нет, соседскую кошку с дерева снимал… Она, дура,забралась на самый верх, а слезть не могла…

– Ты что же, за ней на дерево полез?

– А что такого?

– Надо было кого помоложе попросить…

– Вас допросишься! Одному некогда, второй высотыбоится, третьему пузо мешает… А у меня время есть, а остального нет, вот я иполез… – Базиль задрал рукав рубашки, продемонстрировав свежую царапину назапястье. – Видал! Боевые раны!

– Надо обработать перекисью, – обеспокоился Митя.

– Уже обработали, не боись, – Базиль, видянедоумение на лице сына, пояснил с улыбкой. – Хозяйка кошки… Оченьзаботливой женщиной оказалась…

– Папа, ты неисправим! – простонал Митрофан.

– Ты тоже, – Базиль кивнул головой наподоконник. – Дело домой приволок? Опять всю ночь будешь рапорты читать ина жмуриков пялиться?

– Нет, не буду. Меня от этого дела уже тошнит…

– Сегодняшнее?

– Да, будь оно неладно!

– Успехи есть?

– Какие успехи! – Митрофан отбросил обкусанныйкусок батона. – Один сплошной геморрой!

– С охранником со стоянки разговаривали?

– Он сменился в восемь утра, следующее дежурство толькопослезавтра.

– А домой к нему сходить не судьба?

– Знал бы еще кто, где его дом… Там сторожа безоформления работают. Пришел, отсидел ночь, двести рублей получил – свободен.

– А попрошайки церковные что-нибудь интересноерассказали?

– Нет. Они приходят к церкви к восьми, а убийствопроизошло ранним утром, где-то в четыре…

Базиль задумчиво кивнул, потом нахмурился и ворчливо сказал:

– Вот ты, Митя, меня всегда ругаешь за то, что я в твоидела вмешиваюсь. Только зря ты так! Мое вмешательство тоже иногда может пользупринести…

– Не пойму я, папа, к чему ты клонишь, – сподозрением протянул Митрофан.

– А клоню я к тому, что не послушал тебя – побеседовалс одним из этой банды…

– Папа! – вскричал Митя возмущенно.

– Почти сорок лет папа! И не ори на меня!

– Прости, орать не буду… Но ты не должен был…

– Должен, не должен, это уже не важно… Главное, я узналто, чего не смогли узнать вы! – Базиль хмуро посмотрел на сына и спросил:– Тебе интересно, что именно?

Митрофан прикрыл глаза ладонью, вздохнул и после паузыпроизнес:

– Я слушаю.

– Около четырех утра мимо церковного забора понаправлению к дому, в котором произошло убийство, проехала машина. Онаостановилась в кустах, не доезжая до подъезда несколько метров. Из нее кто-товышел, поставил автомобиль на сигнализацию (был слышен характерный «пик») иудалился, шурша ветками. Вернулся к своей машине этот кто-то через десятьминут. Тут же сел и уехал.

– Кто-то был мужского или женского рода?

– Неизвестно. Человек, рассказавший мне это, живет вдровяном сарае на заднем дворе церкви. Шуршание шин и шум мотора его разбудили.Сквозь сон он услышал, как хлопнула дверь, включилась сигнализация. Онвыглянул. Но увидел только удаляющийся силуэт. Уснул не сразу, поэтому засеквремя, когда наш ночной ковбой вернулся. Произошло это, как я уже говорил,через десять минут…