– Почему ты не жаловалась? Властям? Попечительскому совету? Не потребовала, чтобы вас отдали в другую семью?

– Да потому что никому не было до нас дела! Потому что никого не интересуют чужие проблемы! Потому что людям приходится самим защищать себя и бороться за выживание. Просто вы об этом не знаете! – взорвалась она. Все нервное напряжение последних недель вырвалось наружу, и она не могла больше сдерживаться. – Тамсин была трудным ребенком, нервным, совершенно неуправляемым! У нее было ужасно тяжелое детство, гораздо тяжелее, чем у меня, и это отразилось на ней. Никто не мог с ней справиться. Никто, кроме меня. Куда бы ее определили, если бы я пожаловалась на эту семью? – Она вскочила, оттолкнув стул с такой силой, что ножки заскрежетали по мраморному полу. – Нас бы разделили, она бы не выжила без меня!

Кулал вскочил вслед за ней, взял ее за дрожащие плечи и попытался усадить обратно.

– Пожалуйста, сядь, Ханна. Я не хотел расстроить тебя.

– Я не хочу садиться! Я хочу…

Слова застряли в сжавшемся горле. Она отошла к окну, стараясь незаметно вытереть набежавшие слезы.

– Думаю, я знаю, чего ты хочешь, Ханна.

Он подошел к ней сзади, его голос звучал совсем близко. Так же близко, как той незабываемой ночью, когда он что-то шептал ей на языке, которого она не понимала, но тогда это не имело значения. Потому что Кулал заставил ее впервые в жизни почувствовать себя женщиной. Вот почему она невольно реагировала на ласку его голоса, даже сейчас. Вот почему ее соски снова напряглись в желании снова ощутить его руки, его губы…

Она старалась напомнить себе, что сейчас не время для постельных утех и вообще для сантиментов. Но воспоминания детства наполнили ее такой тоской, что она отдала бы все на свете, лишь бы он сейчас обнял и утешил ее. Баюкал ее, как испуганного ребенка. Сказал ей, что все будет хорошо.

Но он этого не сделал, и Ханна не смела обернуться, потому что не доверяла самой себе.

– Вы знаете, чего я хочу? – переспросила она деревянным голосом.

– Я знаю решение проблемы, которое устроит всех.

– Решение проблемы? – с сомнением повторила она.

– Я думаю, нам удастся выйти из этой ситуации с минимальным ущербом.

«Выйти из ситуации с минимальным ущербом».

Это не было предложение мира, и Ханна инстинктивно это почувствовала. Это было начало военных действий. Она повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила голосом, в котором не было и следа обуревавших ее чувств:

– Что у вас на уме, Кулал?

Шейх колебался, что было совершенно необычно для него. Но разве был другой выход из сложившихся обстоятельств? Кулал не собирался становиться отцом, его поставили перед фактом, и теперь он был вынужден брать ситуацию под контроль. Он решительно посмотрел на Ханну.

– Ты сказала, что твоей матери выписали чек, но она жила не по средствам, и деньги быстро кончились.

– Да, – недоуменно подтвердила Ханна. – Я так сказала.

– Что, если бы я гарантировал тебе, что деньги на твоем счете никогда не кончатся?

– Наверное, речь идет об очень большой сумме, – ответила она осторожно.

– Да, – подтвердил он столь же осторожно.

– И что я должна сделать за эти деньги?

– Я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, Ханна, – сказал он почти нежно. – Это единственный разумный выход из сложившихся обстоятельств. Отдай ребенка мне, и я сделаю его своим наследником.

– Отдать вам ребенка, – эхом повторила она.

Он кивнул:

– При отсутствии других наследников этот ребенок может получить все, что у меня есть: мои земли, мою корону, все мое королевство. Позволь ребенку остаться со мной, и я обещаю сделать для него все, что в моих силах. Он будет расти наследным принцем Заристана, а не станет метаться между двумя культурами. – Он на секунду умолк, его лицо стало суровым. – И между двумя людьми, совершенно чужими друг другу.

Ханна ощутила, как в ней, заглушая все остальные чувства, поднимается волна гнева. И она была рада этому. Потому что гнев наполняет тебя силой. Боль, страх, желание делают уязвимым, но гнев придает мужества и решительности. Наверное, будь она выше и крупнее, она вмазала бы сейчас по его самодовольной физиономии, а потом еще и еще раз. Но ее удары были бы для него не ощутимее комариных укусов. Так что она собрала все свои внутренние силы, закаленные и отточенные многолетней борьбой за выживание. Ей вдруг стало очень легко смотреть на эти жестокие губы без воспоминаний об их поцелуях, ответить презрением на бездонный взгляд его черных глаз.

– Я даже не буду отвечать на это оскорбительное предложение. Я возвращаюсь в Англию и буду воспитывать своего ребенка сама. А ты можешь убираться к черту.

– Перестань, Ханна, ты преувеличиваешь! Не мог он так сказать!

Ханна покачала головой, глядя в изумрудные глаза своей сестры.

– Это правда, – устало сказала она.

– Он предложил купить твоего ребенка?

– Он выразился не так грубо, но смысл был именно такой. – Ханна поежилась. – Наверное, зря я тебе это сказала.

– Да ты просто обязана была сказать мне! – в ярости завопила Тамсин. – Мне хочется пойти во все газеты и рассказать, что он за человек! Это возмутительно! Это варварство! Я…

– Если ты сделаешь это, – тихо прервала ее Ханна, – если ты вообще хоть слово об этом кому-нибудь скажешь без моего разрешения, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

Тамсин помотала головой, густые рыжие кудри запрыгали на узких плечах.

– Я просто не понимаю! Ты защищаешь его?

– Я пытаюсь сделать как лучше для ребенка, – сказала Ханна.

Чайник на плите засвистел. Ханна поднялась, достала две кружки из кухонного шкафчика и бросила в каждую по пакетику мяты.

– И я не собираюсь устраивать вендетту его отцу, – добавила она.

– Неужели он не попытался тебя остановить, когда ты сказала, что уезжаешь?

Ханна кивнула:

– Конечно, пытался. Он извинился, сказал, что не должен был этого говорить. Я ответила, что все равно не изменю своего решения и лечу в Англию первым же рейсом. Он предложил воспользоваться одним из его частных самолетов.

– Но ты ведь отказалась, верно?

Ханна взяла чайник и налила в кружки кипятку.

Само собой, она хотела отказаться, ее гордость требовала этого. Но она была настолько измотана и морально и физически. Она начинала беспокоиться, что такой стресс может плохо отразиться на ребенке. А мысль о том, что она сможет поспать на нормальной кровати в самолете шейха, вместо того чтобы провести семичасовой перелет стиснутой локтями соседей с двух сторон, совсем лишила ее сил сопротивляться. Но она все равно упрямилась, она ехидно посмотрела на Кулала и спросила: