Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сам виноват, незачем выводить, — проблеяла я.
А потом его ладонь легла на мое горло и легонько надавила на него. Легонько, но дышать перестала — то ли от страха, то ли Агеев действительно перекрыл мне доступ кислорода.
— Я мог бы… — наклонившись ко мне, он почти коснулся моих губ своими, и произнес едва слышно, — Свернуть тебе шею и выбросить в окно.
Едва слышно, но я словно впитывала каждое слово и мое сердце затрепыхалось в груди, как бройлер на птицеферме. Это угроза? Потому что звучит похоже.
— Я мог бы связать тебя и издеваться над тобой неделями. Заклеить твой поганый рот скотчем, чтобы ни единого звука не сорвалось с этих… — запнувшись, он опустил взгляд на мои губы и прищурился, — Ты знаешь, я мог бы сделать много нехороших вещей.
Закрыв глаза, я задрожала, приготовившись к худшему — он ведь правда может. Я уверена, что ему не впервой убивать, и он вполне может обставить все так, словно я неудачно упала или вообще покончила с собой. Или он может подложить взрывчатку мне в машину — в Чечне он вроде бы был сапером. Боже, я, кажется, разбудила зверя, и этот зверь совсем не похож на хомячка…
— Я бы очень хотел этого, Илона, — неожиданно его тон сменился с угрожающего на какой-то…
Ласкающий.
— Чего? — выдохнула я, мечтая, чтобы стена меня засосала и выплюнула с другой стороны — может быть тогда у меня будет шанс убежать.
— Сделать нехорошие вещи. С ними, — пробормотал Тимур, переместив руку и очерчивая контур моих губ большим пальцем.
Его дыхание было рваным, и я чувствовала каждый толчок воздуха, вылетающий из его груди. Теплый и мягкий, совсем не похожий на жесткую хватку на моей талии и совсем не похожий на давление, которое было на моей шее всего несколько секунд назад.
Легкое касание — словно перышко. От удивления я распахнула глаза и встретилась с темным взглядом Агеева. Он целовал меня. Нет, не целовал — просто нежно гладил мои губы своими. Едва ощутимо, но вся моя кожа словно натянулась и заныла в тех местах, где он меня держал. Кровь забилась в висках, как гонг или фанфары — Тимур меня поцеловал.
И этот поцелуй словно перевернул мой мир с ног на голову.
Он смотрел мне в глаза и вздрогнул, когда я подняла руки и положила ладони ему на затылок. Мои пальцы пробежались по жестким волосам, и я судорожно вздохнула, запрокидывая голову.
Тихий рокот ворвался в мой рот вместе с его губами, языком, запахом и… Господи, Агеев словно проник в меня полностью, и от переполнивших меня чувств я готова была разорваться на части.
— Утерэсен син мине…
Пробормотав это, он прижал меня к стене и положил шершавую ладонь на мою щеку. Каждый изгиб его тела был словно высечен из камня и даже под слоями ткани я чувствовала идеальную твердость и тепло.
— Переведи, — прошептала я в его губы.
Тимур замер, и, немного помедлив, ответил:
— Ты меня убиваешь.
— Это ты обещал свернуть мне шею.
— Я не обещал, — короткая ухмылка и серия новых поцелуев.
— Ты угрожал, — промычала я.
— Ты умеешь вовремя заткнуться?
Отстранившись, Тимур посмотрел на меня и усмехнулся. Его руки идеально лежали на моей талии, кончики пальцев поглаживали поясницу. Глубоко вздохнув, он наклонился и коротко поцеловал меня в уголок губ, а потом его щетина уколола мою щеку:
— Вчера ты опоздала, так что сегодня остаешься без обеда, — прошептал он на ухо, — Опоздаешь еще раз и я вырву твоему кавалеру горло.
Мило улыбнувшись — пожалуй, я вообще впервые увидела улыбку Агеева — он отступил на шаг и вышел из комнаты отдыха. Я уставилась на убитую кухню и разбросанные цветы, когда он крикнул:
— Уберись.
Я не стала спорить, лишь прикоснулась пальцами к губам, ощущая каждое прикосновение так явственно, словно он никуда и не уходил.
И будь я проклята, но тот поцелуй Кирилла даже близко не стоит с тем, что только что произошло здесь.
Тимур, 2009
Какую информацию удалось собрать? А никакой. Илона не была связаны с Ратным и его бандой; никогда не пересекалась даже с шестерками, не говоря уже о рыбе покрупнее. После удочерения она росла обычным ребенком в обычной семье. С небольшой оговоркой — ее приемные родители были обеспечены, но по какой-то причине девушка сама поступила в ВУЗ и даже не вылетела с бесплатного отделения. Немудрено, с такими-то оценками.
По данным Стаса у нее даже друзей не было и мое наблюдение это подтверждало. Она каждое утро выходила из дома, ехала в институт, торчала там полдня, а затем ехала домой. Всегда одна. Лишь раз я видел ее с кем-то — какой-то рыжий дрыщ в очках — и то, она дала ему толстую тетрадь и, махнув рукой, удалилась.
Она никуда не ходила, кроме ближайшего супермаркета. Я ни разу не видел ее с подругой или вообще кем-либо, кроме родителей — те приезжали раз в две недели на выходные.
И это-то и казалось мне странным.
Ну какая молодая девушка, студентка, будет вести затворнический образ жизни? Она красивая — я не буду лукавить. Типичная славянка — голубые глаза, светлые волосы. Не крашеные, кстати, а свои. И длинные. Черты лица у нее правильные и аккуратные. Ведь должна же привлекать внимание, бегать на свидания…
Мои раздумья прервались, когда объект этих раздумий появился на ступеньках ИМБИП. Она поправила нелепую объемную шапку на голову, и я понял: если не приглядеться — ну серая мышь. Я-то наблюдаю за ней почти два месяца и успел поизучать ее за это время. Сейчас она замотается в серый шарф, спрятав волосы и те будут смешно торчать. Поправит ворот мешковатого пальто, которое скрывает фигуру и зашагает строевым шагом по тротуару, смотря себе под ноги.
Серая мышь. Ни дать, ни взять.
За ней увязался тот долговязый, с морковного цвета волосами. Я хмыкнул и хрустнул костяшками пальцев — что-то зачастил этот мальчишка ее провожать до остановки. Надо бы разузнать, кто такой, чем занимается. Почему-то не нравится мне он. И эти дурацкие очки, которые он вечно поправляет на переносице не менее дурацким жестом указательного пальца.
Проводив парочку взглядом, я медленно тронулся и подъехал к остановке. Припарковав машину у ближайшего кафе, так, чтобы меня не было видно, принялся наблюдать в зеркало заднего вида. Когда Илона села на свой автобус, а парень махнул рукой и пошел дальше, я вылез из машины, поднял ворот пальто и пошел за ним следом.
Через сотню метров он свернул в арку. Тут-то я и прихлопнул его по плечу и развернул спиной к стене.
— Вы ч-ч-что себе поз-з-зволяете? — промямлил он, заикаясь.
— Документы, — сунув под нос удостоверение, гаркнул я.
Судорожно хлопая по карманам, паренек выудил кошелек и протянул его мне:
— Вот, возьмите. У меня только двести рублей, я ничего не делал…