лавке! Все время деньги считают,

        Весят, вручают товар. Чем же торгует купец?

Нюхательным табаком! Да, здесь познал себя каждый:

        Все черемицу берут без предписанья врача.

19

Дожем в Венеции стать может каждый патриций,

                                                                 и каждый

        С детства поэтому строг, чинен, изящен и горд.

Вот почему так нежны у католиков здешних облатки:

        То же тесто попы в плоть претворяют Христа.

20

Два древнегреческих льва стоят у стен Арсенала:

        Рядом с ними малы башня, ворота, канал!

Если б явилась Кибела – они бы впряглись

                                                           в колесницу,

        Мчалась бы Матерь богов, радуясь слугам своим.

Но неподвижно и грустно стоят они: новый, крылатый

        Кот здесь мурлычет; его город патроном зовет,

21

Странствует всюду паломник, но только найдет ли

                                                                  святого?

        Сможет ли ныне иль впредь он чудотворца узреть?

Нет, уж не те времена! Найдешь ты одни лишь

                                                           останки:

        Все, что хранится в церквах, – череп да кучка

                                                                  костей.

Все мы паломники, все, кто в Италию жадно

                                                           стремится:

        Только истлевшую кость благоговейно мы чтим.

22

О дожденосец Юпитер, сегодня ты к нам

                                                        благосклонен,

        Ибо немало даров сразу ты нам ниспослал:

Дал ты Венеции пить, дал земле зеленые всходы,

        Книжечке этой моей несколько дал эпиграмм.

23

Лейся сильней! Напои лягушек в мантиях красных,

        Жаждущий край ороси, чтобы капусту родил.

Только мне в книжку воды не налей! Пускай уж

                                                                 в ней будет

        Чистый арак; а пунш всяк себе сварит на вкус.

24

Церковь – Святой Иоанн на Грязи; всю Венецию

                                                                   нынче

        Можно по праву назвать Марком Святым

                                                                 на Грязи.

25

Видел ты Байи? Так, значит, ты знаешь море и рыбу.

        Здесь же – Венеция, здесь лужи узнал ты и жаб.

26

«Ты еще спишь?» – «Помолчи, не мешай мне спать!

                                                                Ну, проснусь я, —

        А для чего? Ведь кровать хоть широка, да пуста!

Если ты спишь один – для тебя Сардиния всюду,

        Тибур – везде, где тебя милая будит, мой друг!»

27

Часто все девять меня манили (я муз разумею),

        Я ж их призыву не внял: льнул я к любимой моей.

Ныне любовь я покинул, меня же покинули музы.

        Глядя в смятенье вокруг, нож иль веревку ищу.

Впрочем, богов на Олимпе не счесть! И ты мне

                                                                спасенье,

        Скука! Тебя величать следует матерью муз.

28

Спросишь, какую подругу хочу я? Какую хотел я,

        Ту и нашел; значит, я многое в малом обрел.

На берегу собирая ракушки, в одной отыскал я

        Маленький перл, и его нынче на сердце храню.

29

Часто я рисовать и царапать на меди пытался,

        Маслом писал иль рукой глину сырую давил,

Но, без усердья трудясь, не сумел ничему научиться, —

        Только один свой талант усовершенствовал я:

Дар по-немецки писать. И на это негодное дело

        Я, несчастный поэт, трачу искусство и жизнь.

30

Нищенки, лица закрыв, прелестных держат младенцев,

        Вот что значит – уметь к сердцу мужскому

                                                                 воззвать!

Каждый, увидев мальчонку, иметь захочет такого,

        Каждый, не видя лица матери, хочет ее.

31

Хочешь ты тронуть меня, попросив для ребенка? —

        Не твой он!

        Тронула та лишь меня, что родила моего!

32

Встретив меня на ходу, ты губки лижешь. Зачем же?

        Мне говорит твой язык, как бы он славно болтал.

33

Учится немец усердно любому искусству и в каждом

        Выказать может талант, если возьмется всерьез.

Лишь стихотворству никто не желает учиться —

                                                                  и пишут

        Хуже нельзя; по себе мы это знаем, друзья.

34 а

Часто вы, боги, себя зовете друзьями поэта;

        Множество нужд у него – скромных, но все-таки

                                                                           нужд:

Дом ему дайте уютный, и стол повкуснее, и вина, —

        Может нектар оценить немец не хуже, чем вы.

Дайте пристойный костюм и друзей для приятной

                                                                   беседы,

        На ночь – подружку, чтоб ей был он желанен

                                                                       и мил.

Эти пять естественных благ мне нужнее всех прочих.

        Дайте мне языки – древние, новые – знать,

Чтобы народов дела и былые судьбы я понял;

        Дайте мне ясным постичь чувством искусства

                                                                    людей.

Дайте почет у народа, у власть имущих – влиянье, —

        Все, что у смертных еще принято благом считать.

Впрочем, спасибо вам, боги! Меня вы уж раньше

                                                                  успели

        Сделать счастливым, послав самый прекрасный

                                                                    ваш дар.

34 б

Да, средь немецких князей мой князь не из самых

                                                                        великих:

        Княжество тесно его и небогата казна;

Но если б каждый, как он, вовне и внутри свои силы

        Тратил, то праздником жизнь немца средь

                                                        немцев была б.

Впрочем, зачем я славлю того, кого славят деянья?

        Да и подкупной моя может казаться хвала,

Ибо дал он мне то, что нечасто великие дарят:

        Дружбу, доверье, досуг, дом, и угодья, и сад.

Всем я обязан ему; ведь я во многом нуждался,

        Но добывать не умел – истый поэт! – ничего.

Хвалит Европа меня, но что дала мне Европа?

        Я дорогою ценой сам за стихи заплатил.

Немцы мне подражают, охотно читают французы;

        Лондон! Принял как друг гостя смятенного ты.

Только что пользы мне в том, что нынче даже китаец

        Вертеров пишет и Лотт кистью на хрупком стекле?

Ни короли обо мне, ни кесари знать не желали;

        Он лишь один для меня Август и мой Меценат.

35

Жизнь одного человека – что значит она? И, однако,

        Тысячи станут судить каждый поступок его.

Значат стихи еще меньше. Но тысячи будут ругать их

        Иль восхищаться. Мой друг! Жить и писать

                                                                продолжай.

36

Фрески, картины везде! До чего же меня утомили

        Перлы искусства, что здесь в каждом хранятся

                                                                      дворце.

И средь