class="v">                                                                      трус,

Мимо пройдет, умна и легка: ей ведома тропка,

        Где в нетерпении ждет истинно любящий друг.

Медли, Селена! Идет она! Как бы сосед не заметил…

        В листьях, ветер, шуми – в пору шаги заглушить!

Вы же растите, цветите, любезные песни! Качайтесь

        В тихом трепете лоз, в ласковой неге ночной —

И болтливым, как тот камыш, откройте квиритам

        Тайну прекрасную вы взысканной счастьем четы.

Эпиграммы

Так поэты, – сам взгляни! – Тратят деньги, тратят дни.

1

Жизнь украшает твои гробницы и урны, язычник:

        Фавны танцуют вокруг, следом менад хоровод

Пестрой течет чередой; сатир трубит что есть мочи

        В хриплый пронзительный рог, толстые щеки

                                                                     надув.

Бубны, кимвалы гремят: мы и видим мрамор

                                                            и слышим.

        Резвые птицы, и вам лаком налившийся плод!

Гомон вас не спугнет; не спугнуть ему также Амура:

        Факелом тешится всласть в пестрой одежде божок.

Верх над смертью берет избыток жизни – и мнится:

        К ней причастен и прах, спящий в могильной

                                                                  тиши.

Пусть же друзья обовьют этим свитком гробницу

                                                                   поэта:

        Жизнью и эти стихи щедро украсил поэт.

2

Только лишь я увидал, как ярко солнце в лазури,

        Как венком из плюща каждый украшен утес,

Как виноградарь усердный подвязывал к тополю лозы,

        Только лишь ветром меня встретил Вергилия

                                                                    край, —

Тотчас же к другу опять примкнули музы, и с ними

        Прерванный наш разговор я как попутчик повел.

3

Все еще милую я сжимаю в жадных объятьях,

        Все еще к мягкой груди грудь моя льнет потесней,

Все еще, голову к ней положив на колени, гляжу я

        Снизу любимой в глаза, милые губы ищу.

«Неженка! – слышу упрек я. – Так вот как дни ты

                                                                     проводишь!»

        Плохо я их провожу! Слушай, что сталось со мной!

Я отвернулся, увы, от радости всей моей жизни,

        Нынче двадцатый уж день в тряской карете

                                                                  тащусь.

Мне веттурино перечит, и сборщик пошлины

                                                                льстит мне,

        В каждом трактире слуга лжет и надуть норовит.

Чуть лишь от них захочу я избавиться – схватит

                                                                 почтмейстер:

        Каждый почтарь – господин,

                                             каждый таможенник – царь.

«Да, но казалося мне – ты блаженствуешь,

                                                        словно Ринальдо!

        Я не пойму! Ты ведь сам противоречишь себе».

Мне-то все ясно зато: в дороге – одно только тело,

        Дух мой покоится там, возле любимой моей.

4

Край, что сейчас я покинул, – Италия: пыль еще

                                                                 вьется,

        Путник, куда ни ступи, будет обсчитан везде.

Будешь напрасно искать ты хоть где-то немецкую

                                                               честность:

        Жизнь хоть ключом и кипит, нету порядка

                                                              ни в чем.

Каждый здесь сам за себя, все не верят другим,

                                                             все спесивы,

        Да и правитель любой думает лишь о себе.

Чудо-страна! Но увы! Фаустины уж здесь не нашел я…

        С болью покинул я край – но не Италию, нет!

5

Раз по Большому каналу я плыл, растянувшись в гондоле;

        Много груженых судов там на причале стоит,

Есть там любые товары, здесь все, что захочешь,

                                                                        найдется:

        Овощи, вина, зерно, веток вязанки сухих.

Меж кораблей неслись мы стрелой. Вдруг веточка

                                                                  лавра

        В щеку мне больно впилась. «Дафна, за что? —

                                                                    я вскричал. —

Ждал я награды иной!» Но шепнула мне нимфа

                                                                с улыбкой:

        «Легки поэтов грехи – легки и кары. Греши!»

6

Встречу ль паломника я – и нет сил от слез

                                                           удержаться:

        Сколько блаженства порой нам заблужденье дает!

7

Милая, жизни дороже, была со мною когда-то.

        Больше со мной ее нет. Молча утрату сноси!

8

Эту гондолу сравню с колыбелью, качаемой мерно,

        Делает низкий навес лодку похожей на гроб.

Истинно так! По Большому каналу от люльки до гроба

        Мы без забот через жизнь, мерно качаясь,

                                                                скользим.

9

Дож и нунций у нас на глазах выступают так важно, —

        Бога хоронят они; дож налагает печать.

Что себе думает дож, не знаю, но знаю, что нунций,

        Пышный справляя обряд, втайне смеется над ним.

10

Что суетится народ, что кричит? – Прокормиться он

                                                                       хочет,

        Вырастить хочет детей, как-нибудь их прокормить.

Путник, ты это приметь и дома тем же займися:

        Как ни крутись, а никто дальше того не пошел.

11

Ох, как трезвонят попы! И на звон их усердный

                                                               приходят

        Все, лишь бы в церкви опять нынче болтать,

                                                                        как вчера.

Нет, не браните попов: они знают, что надобно людям.

        Счастлив, кто сможет болтать завтра, как нынче

                                                                        болтал.

12

Льнет к пустодуму толпа, как песок у моря, бессчетна.

        Перл предпочту я песку: друг мой пусть будет умен.

13

Сладко под мягкой стопой весенний почувствовать

                                                                  клевер

        Или нежной рукой гладить ягненка волну.

Сладко – в новом цвету увидать ожившие ветви,

        После – зеленой листвой тешить тоскующий

                                                                     взгляд,

Слаще – цветами грудь украшать пастушке,

                                                                ласкаясь, —

        Но не приносит мне май радости этой тройной.

14

Я уподоблю страну наковальне; молот – правитель,

        Жесть между ними – народ, молот сгибает ее.

Бедная жесть! Ведь ее без конца поражают удары

        Так и сяк, но котел, кажется, все не готов.

15

Тронул толпу пустодум, и приверженцев много

                                                                собрал он;

        Умный отыщет, увы, любящих мало друзей.

Лик чудотворных икон нередко написан прескверно:

        Там, где искусство и ум, – чернь и слепа и глуха.

16

Стал повелителем тот, кто о собственной выгоде

                                                                помнил, —

        Мы предпочли бы того, кто бы и нас не забыл.

17

Учит молиться беда, говорят. Захочешь учиться —

        Съезди в Италию: там всякий приезжий в беде!

18

Ну и толпа в этой