– Ну, сенсорный-же! Пальцем в дисплей тыкаешь, и все…

– Во что пальцем тыкаешь?

– Ну, в дисплей же! – начиная раздражаться, продолжал разъяснять своим до странности малопонятливым собеседникам очевидные истины Димка. – Если тебе дисплей непонятно, могу сказать – в экран. Тебе экран – понятнее?

– В экра-а-а-н? – снова вставился в своей бесившей Димку язвительной манере Симак. – Может, у тебя там, в телефоне, и кино показывают?

– Показывают! – с вызовом ответил Димка.

– Может, твоим волшебным телефоном и снимать кино можно?

Уже по тону вопроса было совершенно ясно, что Симак никак не рассчитывал и в этом случае услышать утвердительный ответ, а лишь надеялся смутить Димку.

– Ну, можно! А чего тут такого? И кино снимать, и фотографии делать…

Тут, вообще, начался какой-то дикий спектакль.

В то время, как на лицах Седого и Михи расцвели недоверчивые, а, может быть, даже презрительные улыбки, Симак, согнувшись пополам и хватаясь за живот, стал (опять же очень противно) изображать приступ неудержимого смеха.

– Ой, не могу-у-у! Ха-ха-ха! Хе-хе-хе! – подвывал и подвизгивал он. – Кино телефоном он снима-а-ает! Хо-хо-хо! Ой, вру-у-ун! Ну, покажи! Покажи, как ты этой фигней кино снимаешь! Ну?! Слабо?!

– Я бы показал, – срывающимся голосом попытался объяснить положение Димка, – но аккумулятор сел…

Симаку, судя по всему, только того и надо было, чтобы продолжить свое выступление. Он, как-то по дурацки (видимо, от избытка эмоций) приседая, показывал на Димку пальцем и вопил:

– Не, робя! Вы слыхали?! Теперь у него аккумулятор сел! Сам ты сел! В лужу! Ха-ха-ха! Врун! Болтун! Трепло!

Димка озверел. В глазах у него потемнело и он, забыв от обиды обо всем, с истошным криком: «Сам!!! Сам врун!!!» – кинулся на Симака с кулаками.

* * *

Сказать по правде, ни тот, ни другой толком драться не умели. Они, не успев нанести друг-другу ни одного порядочного удара, сцепились между собой, и при этом каждый, натужно кряхтя, старался сбить своего соперника с ног, чтобы самому оказаться сверху. В результате, конечно же, упали оба и, как это замечательно сказано у великого поэта – «сплетясь как пара змей, обнявшись крепче двух друзей», стали неуклюже кататься по земле. В какой-то момент Симак изловчился, вырвал руку из захвата и как был, лежа, коротко двинул Димку кулаком прямо в левый глаз. Димка, яростно рванулся и тут же в ответ залепил Симаку по физиономии, куда пришлось. Пришлось по носу.

После этого Симак вновь вцепился клещом в Димкино запястье, так что свободными конечностями для нанесения новых ударов никто из борцов более не располагал. И вообще сил для решающей атаки ни у одного, ни у другого уже не было. Еще пару минут, а может, и больше, они продолжали бестолково лежать на земле, обхватив друг-друга за шеи и тяжело сопя. Каждый из них уже понимал, что окончательной победы одержать не удастся, и думал больше о том, как бы все это поскорее прекратить, сохранив при этом хотя бы минимум собственного достоинства.

Димка, напрягая последние силы для удержания в захвате своего противника, тем не менее, уже обрел способность соображать и оценивать окружающую обстановку. Прежде всего, он отметил, что Седой и Овес, против его ожидания, не бросились на помощь к своему товарищу, а стояли с двух сторон от дерущихся и с напряженным вниманием следили за схваткой. Тут Димка вспомнил какие-то слова… Что-то такое, выкрикнутое то ли Михой, то ли Седым в тот момент, когда они с Симаком еще только сцепились… Ага! «Двое дерутся – третий не лезь!» Вот что это было! «Это хорошо. В общем-то, правильные ребята. Справедливые. А то бы плохо мне пришлось!» – заключил про себя Димка, а еще подумал, что запал злобы на Симака у него уже весь прогорел, и пора бы, пожалуй, им расцепиться. Только как это сделать? Не просить же мира первому? Да еще из такого неудобного положения. «Это может быть расценено как капитуляция, – определился Димка и решил. – Не! Полежу еще. Силы удерживать Симака пока еще есть, а там видно будет. Он вот тоже не дергается больше, а только меня держит. Вот и посмотрим – кто кого передержит!»

А Симак, тем временем, тоже тратя последние силы на то, чтобы держать Димку, который из последних сил держал его самого, с некоторым раздражением думал о своих друзьях – Овсе и Седом. Нет! Он вовсе не винил их за то, что они не набросились скопом на этого странного «психа». Такого кодекс их мальчишеской чести не дозволял. Он просто считал, что нужно бы им уже давно сообразить, что дерущихся, ввиду явной ничьей, пора разнять. А то стоят, бестолочи, и пялятся, когда у него от долгого напряжения руки совсем свело!

– Все! Хорош! Хватит! – услышал Димка над своим ухом громкий голос Седого. – До первой крови! Вон, у Симака из носа кровь пошла!

Затем он почувствовал, как его кто-то схватил за плечо и пытается оттащить от Симака. Это было самое то, что надо, и Димка легко поддался Седому, который тянул его из свалки. Симак в это же самое время тоже расцепил свой захват, уступая миротворческим усилиям Михи.

Некоторое время Димка с Симаком под бдительным присмотром своих самозванных секундантов сидели на земле, хмуро поглядывая друг на друга и, на всякий случай, сердито сопя. Симак при этом тыльной стороной руки размазывал по физиономии кровь, которая уже практически перестала идти у него из носа, а Димка трогал пальцами у себя под левым глазом. Там побаливало и как бы немного пекло, в общем-то – ерунда.

Но тут Димка снова вспомнил то, что составляло главный кошмар всей ситуации: он, совершенно очевидно, находился бог знает в какой дали от дома, а надежда поскорее сообщить родителям – маме, прежде всего, – о своем отчаянном положении как-то странно ускользала, будто издеваясь над ним. Это как в страшном сне бывает: бежишь, бежишь, кажется, изо всех сил, от какой-нибудь опасности, а ноги – будто по колено в густом киселе… И спасение – вот оно, а добежать до него – никак! И жутко и обидно. А тут еще, вруном ни за что ни про что обозвали, да и глаз, похоже, подбили… В горле у Димки второй раз за последний час опять сделалось колко, лицо у него задергалось, а из глаз покатились слезы, сколь непрошенные, столь и неудержимые.

Нет, он не заревел, конечно, во весь голос, как девчонка или малыш несмышленый какой-нибудь (хотя, надо сказать, очень хотелось!), но только уткнулся лицом в собственные колени, и плечи у него стали вздрагивать, одновременно с судорожными всхлипываниями.

– Эй, ты чего? – ободряющим голосом спросил Седой, встряхивая его за плечо. – Подумаешь! В глаз получил! Вон, ты Симаку нос разбил, и то он не ревет!

– Да ну вас всех! – дернув плечо из под сочувственной руки и подавляя рвавшееся наружу рыдание, ответил Димка. – Я вовсе не из-за этого… Не из-за глаза… Глаз – ерунда! Мне домой позвонить надо! Понимаете? Я… я… потерялся!

Это было первое, что пришло ему в голову. Он вдруг совершенно ясно осознал, что чем больше станет говорить настоящей, кристальной правды, тем большим вруном покажется этим ребятам.