* * *

Было уже за полдень, когда мы вернулись в Винъярд-Хейвен и остановились у одного из ярких и аляповатых сувенирных магазинчиков, где уже не найти дешевых товаров. Все необходимое приходится доставлять на остров морем, отчего оно автоматически переходит в разряд импорта — а платят за это туристы. Мы приобрели два гигантских непомерно дорогих полотенца и отправились на пляж.

На участке берега между Оук-Блаффс и Эдгартауном я остановил машину. Плавник, выброшенный морем, разбитые раковины, обрывки старой лески и рыбацких сетей, облепившие груду камней неподалеку, показались нам самым подходящим местом для отдыха. Дети с лопатками и ведрами, равно как и их мамаши, вооруженными книжками в мягких обложках, смотрели, как мы расстелили два своих полотенца и разбили лагерь. Горизонт пестрел парусами прогулочных яхт. «Белла права, — подумал я. — Это и есть рай на земле».

— Спасибо тебе, — вырвалось у меня.

— За что? — удивилась она.

— За такую великолепную идею.

Она обхватила мое лицо ладонями и пообещала:

— Это еще не все.

Солнечные лучи были теплыми и ласковыми, а шелест волн убаюкивал. Должно быть, не прошло и нескольких секунд, как мы уже спали — рядышком, держась за руки.

* * *

Стемнело, и в воздухе уже ощущалась прохлада. Мы хорошо отдохнули и были готовы тронуться в путь. Подняв верх на автомобиле, мы включили обогреватель и вырулили на дорогу. С особенной остротой я вдруг ощутил, как с каждым глотком воздуха в меня вливается дыхание жизни.

Сумерки сгущались, и Белла плотнее прижалась ко мне. Я обнял ее одной рукой за плечи. Глядя на луну и звезды, мы принялись вспоминать свою совместную жизнь. «Как мало иногда нужно, чтобы почувствовать себя счастливым, — подумал я. — И тогда обыденные вещи становятся самыми главными в жизни».

Следующий час мы провели в спорах о том, что следует выбрать на ужин — рагу из моллюсков или фаршированные креветки. По правде говоря, мне было решительно все равно. Живот то и дело сводило судорогой, так что, на чем бы мы ни остановились, я не рассчитывал съесть больше пары кусочков.

* * *

Воскресное утро своих импровизированных каникул мы решили провести в Оук-Блаффс и Эдгартауне. Моя жена настаивала:

— Сначала мы должны побывать в пряничных домиках Оук-Блаффс.

Известное местным жителям под названием «коттеджная колония», это замкнутое сообщество славится сказочными пряничными коттеджами, коих насчитывается аж триста тридцать штук и которые, словно грибы после дождя, выросли вокруг Тринити-парка. С креслами-качалками на террасах, японскими фонариками со свечами, таинственно мерцающими в ночи, и такими романтическими названиями, как «Благословенное время», «Крест Розы» и «Страна Чудес Алисы», они вызвали у Беллы неподдельный восторг. У многих из этих курортных лубочных домиков, украшенных причудливыми завитушками и резьбой, декоративной черепицей, козырьками над крыльцом, арочными двойными дверями и выкрашенных в ярко-розовый, голубой или зеленый цвет, за белыми штакетниками притаились крошечные садики.

— Они похожи на кукольные домики, — заметил я.

Белла кивнула.

— Они просто изумительные!

В самом центре вздымался к небесам Табернакль — открытый собор с арками из кованого железа, окнами из разноцветной мозаики и восьмигранным куполом. Прямо по соседству располагалась Объединенная методистская церковь Святой Троицы. Ее венчал классический новоанглийский шпиль, в который уже трижды ударяла молния. Помню, как я побывал в ней еще мальчишкой, но уже и тогда в ней были окна из дутого стекла, а интерьер выдержан в стиле штампованной белой жести.

— Она по-прежнему остается моей самой любимой, — сообщил я Белле.

А за летними коттеджами, аренда любого из которых обошлась бы нам дороже обучения Мэдисон и Пончика в колледже, манила к себе ежегодная ярмарка, проводимая в гавани Оук-Блаффс.

Это был праздник быстрого питания для тех, кому наплевать на свое здоровье. В воздухе висели тяжелые ароматы сладкой ваты и жареных сосисок в тесте. На пристани играл живой оркестр, а детишки устроили конкурс рисунков мелом на бетонной набережной, по которой, разглядывая лодки и яхты, отправились прогуляться и мы. Я решил дать своему желудку передохнуть, и мы с Беллой ограничились сэндвичами со свининой в местной коптильне с говорящим названием «Бар-Би-Кью», хотя потом и добавили к ним умопомрачительный рулет с омаром, в который продавец не поскупился положить мяса. «Я умираю, — сказал я себе, — но ведь еще не мертв». В конце пристани какая-то толстуха, похожая на тряпичную куклу, орала во все горло:

— Пирожные с клубникой! Покупайте пирожные с клубникой!

Мы остановились, и я повернулся к Белле.

— Какая прелесть, фрукты! — вырвалось у меня.

Она рассмеялась, мы купили одно пирожное и разломили его. Внутри действительно оказалась свежая клубника со взбитыми сливками. Облизывая пальцы, я уже готов был признаться толстухе в любви.

Мы неспешно двинулись, дальше по пристани. Через несколько шагов я остановился и крепко обнял Беллу, начиная понимать, что самое главное в жизни — не делать что-либо, не чувствовать и даже не думать о чем-то. Главное — быть, а не казаться. И быть рядом с женщиной, которой принадлежало мое сердце. Заглянув жене в глаза, я поцеловал ее снова.

— Что на этот раз? — спросила она.

— Ничего, — ответил я. — Просто я люблю тебя.

Мы обнялись и застыли, покачиваясь из стороны в сторону, а толпа обтекала нас. «Иногда достаточно просто дышать, — подумал я. — А остальное от нас не зависит».

* * *

Карусель «Волшебные лошадки» считается старейшей изо всех работающих в стране. В 1884 году ее привезли в Мартас-Винъярд и установили в самом сердце Оук-Блаффс, где вот уже более ста лет ею и наслаждается почтенная публика. Я купил два билета за четыре доллара и попытался поймать латунное кольцо, чтобы выиграть бесплатную поездку. Увы, мне не повезло. Вместо этого мне пришлось расстаться с еще несколькими баксами, отдав их за конус сладкой ваты на палочке и бутылку ледяной воды. Взяв Беллу за руку, я потащил ее обратно к конвертиблю.

Подойдя к машине, я взглянул на жену и не удержался от смеха. К подбородку у нее прилип кусочек розовой сладкой ваты.

— Что теперь? — поинтересовалась она.

— Ничего, — в очередной раз отмахнулся я и распахнул дверцу со стороны пассажира. — Я просто подумал, что иногда невероятные глупости становятся самыми приятными воспоминаниями… хотя понимаешь это далеко не сразу.

Она кивнула, и ее ватная бородка согласно поддакнула моим словам.

* * *

Являя собой сплошной лабиринт глухих переулков и вереницу скромных и непритязательных райончиков, Эдгартаун считается еще одним национальным достоянием. Вдоль тихих улочек расположились элегантные особняки, многие из которых увенчаны «вдовьей палубой», выстроенные еще в девятнадцатом веке успешными капитанами китобойных судов. Я припарковал машину на Саут-Уотер-стрит, и нам пришлось обойти корни огромной японской софоры, пробившиеся сквозь плиты тротуара. В 1843 году капитан Томас Милтон, намереваясь украсить свое жилище, привез ее сюда из Китая в крошечной жестянке.