Через час беспорядочных обсуждений позиции прояснились. Преобладали две концепции журнала: предложенная Штальбергом (философский журнал) и предложенная Батуриным (преимущественно литературно-художественный с общественной составляющей). К концу спора Саша очень разволновался: он боялся показаться неубедительным в глазах друзей отца, которых еще знал недостаточно, не хотел потерять восхищение Лизы и Пети. Поэтому говорил излишне резко, запальчиво:

— Если делать так, как предлагаете вы, Владимир Иванович, это будет, по сути, еще одно церковно-православное издание! Ну да, практически религиозно-церковный журнал, хотя вы, мне кажется, не понимаете этого! — горячился юноша. — Представьте себе: если убрать теософию — а мы, разумеется не станем вновь печатать теософские работы, из-за которых журнал был запрещен, — ну какая уж философия там останется?!

Петя, сидящий рядом, попытался успокоить Батурина, положив свою ладонь на его руку. Саша, выдернув руку, обвел взглядом собравшихся:

— И еще одно соображение: кто у нас в Смоленске серьезно — я подчеркиваю, серьезно — философией занимается?! Это будут в лучшем случае повторы и перепевы уже опубликованного в Петербурге и Москве! А в худшем — слабое подражание смоленским «Епархиальным ведомостям» — пусть с небольшими вариациями, пусть более либеральное… Куда лучше сделать журнал литературно-художественным! У такого журнала будет много меньше цензурных препон! Он имеет шанс стать самым передовым и общественные вопросы тоже будет затрагивать! У нас в городе много поэтов, художников… Сам Владимир Иванович мог бы писать на музыкальные темы…

— Саша, не волнуйтесь! — теперь Штальберг пытался его успокоить. — Мы с вами все обсудим еще не раз! Я очень рассчитываю именно на вашу помощь. Конечно, у нас будет и литературно-художественный раздел. Но и философия как основное направление останется. Поверьте, Саша, наши разногласия не столь глубоки, как вам сейчас кажется. — Тут он заметил приоткрытую дверь и делающую знаки Марью Тимофеевну: — Господа, пройдемте в гостиную!

В гостиной уже был накрыт стол для кофе. Гости расселись, некоторые с разрешения дам закурили. Две девушки, помощницы Марьи Тимофеевны, разносили кофе и пирожные.

— Александр, позвольте вас отвлечь. — Штальберг подошел к Батурину. — Вы разрешите, Лизавета Григорьевна, ненадолго увести вашего друга?

Батурин покраснел:

— Если насчет журнала, Владимир Иванович, то вы меня не переубедите!

— Нет-нет, а вернее, не только насчет журнала. Я хочу вам кое-что показать….

Из кабинета Штальберг и Батурин вышли минут через двадцать. Батурин выглядел ошарашенным и держал в руках какой-то сверток. Он ничего не сказал Лизе и Пете, а они не стали спрашивать. Был уже поздний вечер. Когда начали расходиться, Саша не обнаружил в передней свое кашне. Наверно, дома оставил. Он всегда был рассеянным.

— Вы не возражаете, если сейчас мы сходим посмотреть ту вашу квартиру? — спросил неожиданно Потапов. — Которую ограбили сегодня утром. Она опечатана, но я уже взял у Полуэктова разрешение посмотреть, и ключи он мне дал.

— Можно, конечно, — ответила Таня.

Отправились втроем, доехали на трамвае. Таня опять задумалась, опечалилась. А ведь входить туда одной сейчас было бы тяжело: она там не была еще после смерти Софьи Дмитриевны, по всем делам Пашка ходил…

В квартире на диване и на полу лежали книги, из комода были вынуты вещи, и теперь они валялись повсюду. Кое-что, наверно, Пашка успел убрать.

Таня начала складывать в комод постельное белье (беспорядочная стопка лежала на столе, рядом были другие вещи — скомканные), но Потапов ее остановил: нельзя пока ничего трогать, только смотреть можно, что пропало. Сам он зачем-то поковырялся в замке, быстро осмотрел окна.

— Ключи у вас одни были — те, с которыми Пашка заходил? Вы их никому не давали? — спросил он у Тани.

Она покачала головой, а Леля быстро вставила:

— Еще у соцработника были.

Петрович кивнул и добавил задумчиво:

— Ну, и у соседей, наверно, оставляла хозяйка на всякий случай…

Потом на стеллажи уставился, часть книг из них была вывалена. Собственно, вывален был первый ряд — Потапов внимательно разглядывал корешки второго.

«Наверно, не видел никогда так много книг — ишь, нашел время рассматривать», — недоброжелательно подумала Таня.

Леля тоже к книгам подошла. Некоторые, что валялись на полу, она начала было раскладывать по авторам, но Потапов и ее остановил:

— Нельзя пока трогать. — И снова обратился к Тане: — Не видите пропажи? — Он для чего-то постучал пальцами под подоконниками, потом прошел на кухню.

— Похоже, что вор не нашел то, что искал… — протянул он, вернувшись. — Тайника в стене я тоже не нахожу. Я бы посоветовал отнестись внимательнее к книгам. — Он обращался теперь к Леле. — Необходимо будет потом все перебрать, в том числе и то, что на полках стоит, даже, может, особенно то, что преступник не трогал, и посмотреть, нет ли среди книг или в самих книгах тайника либо шифрованной записи. Ну, и остальные вещи, конечно, пересмотреть. А может и такое случиться, что обнаружится нечто необыкновенное.

Таня фыркнула почти вслух: «Детективов по телевизору насмотрелся этот пенсионер… Строит из себя Эркюля Пуаро, а сам… сам просто пьющий старик».

Однако Леля кивнула:

— Я тоже именно об этом подумала. Сделаем — да, Таня?

Таня не сразу ответила, сделала вид, что сильно увлечена рассматриванием книг. Потом все же повернулась к Леле:

— Ну, переберем, если надо… Тут в любом случае уборка требуется.

Решили, однако, отложить это дело на потом. Полиция еще будет завтра какую-то свою работу здесь проводить, пояснил Потапов.

Домой Таня пришла поздно. Позвонила бабушке. Пришлось все же рассказать о случившемся. Таня представила все так, что, мол, залезли в квартиру воры, а Пашка после них как раз зашел, его и задержали по недоразумению — завтра отпустят. Бабушка, конечно, и из-за этого забеспокоилась, но все же не слишком. Про убийство соседки, про бейсболку эту дурацкую Таня ничего говорить пока не стала. Может, и впрямь выяснится, образуется все.

Долго ворочалась в постели, пока заснула. Проснулась поздно, оттого что трезвонил телефон. Майор Полуэктов приглашал ее в полицию. Это было кстати: Таня и сама собиралась туда, узнавать насчет Пашки.

Идти нужно было в полицейское управление на улице Дзержинского, рядом с парком. Она не очень надеялась, что Пашку отпустят, и действительно — посещение полиции разочаровало. Ей показали бейсболку — да, похоже, что Пашкина… Как его бейсболка оказалась на месте убийства, Таня не знала. Высказала предположение, что он раньше ее мог где-то забыть, даже в парке мог на скамейке оставить: Пашка в последнюю неделю через парк часто ходил, так как улица Бакунина, где он бабушкиной подруге помогает ремонт делать, и улица 1-я Красноармейская — там квартира Аргуновской, где он документы на похороны брал, — располагаются с двух сторон парка. Тут Полуэктов оживился, стал про Софью Дмитриевну расспрашивать.