Сейчас Александр вел к Штальбергу двух своих молодых друзей: Лизу и Петра Аргуновых. Почтамтская улица, где в третьем этаже, над почтовой конторой, располагалась служебная квартира коллежского советника Штальберга, примыкает к Пушкинской, идти два шага. За годы службы в почтово-телеграфном ведомстве Владимир Иванович не приобрел не только дома, но даже и собственной квартиры. Коренной петербуржец, предки которого прибыли в этот город из далеких немецких княжеств еще при Петре, Владимир Иванович был назначен в Смоленское почтовое ведомство лет пятнадцать назад и прочно здесь прижился. Стал даже в некотором роде патриотом Смоленска. Он не имел семьи, хотя года его перешагнули за пятьдесят. За хозяйством Штальберга приглядывала старенькая няня, еще в детстве за ним ухаживавшая, — Мария Тимофеевна. Он привез ее с собой из Петербурга. Других постоянных слуг экономный, принципиально аскетичный Штальберг не держал. Журнал «Теософская жизнь», просуществовавший один год и закрытый по настоянию властей четыре года назад, он издавал в основном на собственные средства — впрочем, и другие члены смоленского теософского кружка вносили свою лепту, кто сколько мог.

Саша, Лиза и Петя вышли к Почтамтской. Улица спускалась вниз, к подножию холма. От угла открывался отличный вид: вдали, на вершине другого холма, возвышался Успенский собор. Далеко и высоко сверкали золотом пять его куполов. Смоленск — город холмистый, с оврагами, что сильно его украшает. Собор видно почти отовсюду.

Дверь открыла Марья Тимофеевна. Она тоже знала Сашу Батурина с детства и батюшку его покойного помнила. Из гостиной слышалась музыка — Шопен… Молодые люди вошли на цыпочках. Штальберг играл на фортепьяно. Он был прекрасным пианистом. Сейчас он играл для гостей.

Гостей в эту среду собралось порядочно. Бросались в глаза военные мундиры: полковник Генштаба Януарий Семенович Ульяновский, полковник первого кавалерийского корпуса Сергей Андреевич Черепцов. Были и штатские: инспектор училищ Василий Львович Борныго, заместитель Штальберга по почтовому ведомству Владимир Федорович Львов, сотрудник газеты «Смоленский вестник» Николай Афанасьевич Семенко, владелец типографии Моисей Давыдович Гуревич. Присутствовал и иермонах Авраамиевского монастыря отец Игнатий. Некоторые — Львов, Черепцов, Семенко — были с женами. После Шопена заговорили воодушевленно, однако негромко — звучали восклицания благодарности, похвалы таланту пианиста. В душах еще звучала музыка, и не хотелось ее нарушать. Все чувствовали себя растроганными. Штальберг, заметив вошедших во время его игры гостей, подошел к ним.

— Владимир Иванович, позвольте вам представить: Елизавета Григорьевна и Петр Григорьевич Аргуновы, — сказал Саша.

— Очень рад! — улыбнулся Штальберг. — Давно уже прошу Александра вас привести. О батюшке вашем много наслышан от покойного друга моего Николая Александровича, Сашиного отца…

В это время Марья Тимофеевна, приоткрыв дверь, кивнула Владимиру Ивановичу.

— Господа, пройдемте в столовую! — пригласил хозяин.

Большой стол Штальберг обычно не устраивал. Его положение холостяка позволяло обойтись легким ужином. Две приглашенные по случаю гостей помощницы разносили закуски. Марья Тимофеевна следила, чтобы все подавалось вовремя.

За столом общий разговор завертелся, конечно, вокруг поездки Владимира Ивановича в Петербург: он только вчера вернулся.

— Что обещают в Управлении: скоро ли нам пришлют немецкую машину? — спрашивал заместитель Штальберга по почтовому ведомству Львов. Это был высокий, импозантный мужчина, в Смоленске он служил меньше года — его направили сюда из Петербурга на место недавно умершего Николая Александровича Батурина. Он быстро приобрел расположение городского общества, ведь он был умен, красноречив и придерживался самых передовых взглядов. И со Штальбергом у Львова сложились прекрасные отношения. Сейчас Штальберг с удовольствием рассказывал, что в Петербурге его принял начальник Главного управления почтово-телеграфных округов, действительный статский советник Севастьянов. Смоленском он был доволен, обещал помощь в приобретении самой новой техники. Гости, особенно военные, восхищались техническим прогрессом, небывалыми возможностями, которые открывало смолянам нынешнее развитие средств связи.

— Ну а у Каменецкой были? — спросил отец Игнатий. Настоятель Авраамиевского монастыря, он вместе со Штальбергом начинал когда-то «Теософский журнал». Благодаря его деятельному участию церковь вначале поддержала это начинание. Однако уже через год запретила своим служителям в нем сотрудничать.

— Конечно! И Теософское общество посетил, и у Марии Владимировны был принят.

Старшая дочь знаменитой петербургской меценатки, борца за эмансипацию и права женщин Философовой, Мария Владимировна, по мужу Каменецкая, как и мать, увлекалась теософией. Штальберг знал ее с детства. Его отец в свое время служил в Петербургской военной прокуратуре под началом отца Марии Каменецкой, действительного статского советника Владимира Дмитриевича Философова. Знакомство это было весьма лестное. Не будучи тщеславным, Штальберг высоко ценил семью Философовых не за богатство и положение, а за свойственную всем членам семьи образованность и особенно за «редкую в наше время увлеченность духовными интересами», как говорил он друзьям. Саша Батурин, грешным делом, думал иногда, а не Каменецкая ли виновата в том, что Владимир Иванович не женился и не имел семьи? Уж очень он дорожил этой детской дружбой.

В Петербург Штальберг ездил нечасто. Сейчас он был возбужден поездкой: он провел несколько дней в той атмосфере, которую более всего любил: побывал в опере, в философском собрании, встретился с людьми, родными ему по духу. В поездах на обратном пути (ехать нужно было с пересадкой) он почти не спал — вспоминал, думал. Особенно одно обстоятельство будоражило его: в Петербурге он пришел к мысли о необходимости возобновить издание журнала в Смоленске. Способствовал этому решению, конечно, неожиданный подарок, сделанный Марией Каменецкой, но о нем Штальберг решил рассказать позже. С предложением же издавать журнал надо было выступить сейчас. Четыре года назад почти все его сегодняшние гости были активными участниками «Теософской жизни».

Слушали его, как всегда, внимательно.

— Конечно, это будет совершенно иной журнал — без намека на теософию не только в названии, но и в направлении, — говорил Штальберг. Он был законопослушен и не намеревался продолжать дело, признанное властями незаконным, — это он в своей речи подчеркнул. — Однако новый журнал позволит смолянам высказываться на философские и даже отчасти на общественные темы, он будет развивать в нашем городе передовые философские идеи и даже, возможно, разъяснять молодежи губительность идей крайних, излишне жгучих — к сожалению, так сильно в новом веке распространившихся… — так говорил друзьям прекраснодушный идеалист Штальберг.

Когда он закончил, все разом заговорили. Замысел увлек многих, однако у каждого имелось свое мнение, сразу же возникли разногласия насчет направления будущего издания. Первым с возражениями выступил сотрудник «Смоленских ведомостей» Николай Афанасьевич Семенко. Он предлагал усилить политическое направление, сделать журнал общественно-политическим — журнал будет продвигать передовые общественные идеи, убеждать правительство в необходимости реформ. Его поддержали заместитель Штальберга Владимир Федорович Львов и отчасти Александр Батурин. Последний хотел сделать журнал литературно-художественным, но и с передовой общественно-политической составляющей тоже. Им, однако, активно возражали Штальберг, полковник Тилен и отец Игнатий. В конце концов Семенко согласился с их доводами: он был человеком ироничным, но не желчным, к чужим резонам прислушивался и был легок в споре. Оставшись в меньшинстве, Львов также вышел из спора.