– Соврал контакт? – наугад говорю.

– Если бы! Одного агент не сказал. В деревеньке мирной штаб оказался. Под деревенькой, вернее, в подвалах. Ротмистр властью Имперской Безопасности приказал операцию прервать. Командир авиакрыла – кап-два некий – решил бесов зловредных умыть… Велел продолжать под его ответственность.

– И что с деревенькой стало? – меня передёрнуло.

Живёшь так – и не знаешь, что небо на голову вот-вот рухнет. Женщинам, детям, старикам – всем без разбору…

– Неведомо, – вздохнул Рейнмарк. – Как и то, кто первым оружие выхватил, и выхватил ли вообще. Одно известно – ротмистр здесь, а командир крыла мичманские погоны на Плутоне примерил. Не вините Апельсинова, молодой человек, прошу вас!

Мы помолчали.

– У каждого, – будто с намёком произнёс швейцарец, – есть предел возможного. Некоторые философы считали: не заметь, перешагни ненароком – станешь больше, чем человек. Мои наблюдения говорят об обратном. Вот и база…

Да, она была перед нами – обнесённая забором из тонкого, но прочного металлокомпозита, перед въездом скучают пятеро казаков в полных бронескафах.

– Моих полномочий недостаточно для того, чтобы это обсуждать официально, – выдернул из себя через силу, – но… Мы можем рассчитывать на сотрудничество в вопросе территории Пятерки?

– Моих тоже, – вздохнул швейцарец. – Поэтому официально: нет. На нашем уровне – да. Более того: неофициально можете рассчитывать на то, что швейцарская территория не вмешается, как бы ни обернулось дело. То же – с остальными. Решено, что это имперская проблема, коль скоро именно вы граничите с корпорациями.

– Спасибо, – искренне сказал я, спрыгивая с мобиля. – И за то, что подвезли – тоже.

– Не спешите благодарить, молодой человек, – Рейнмарк приложил руку к шляпе. – Буду на связи. И помните о пределе возможного.

Излишнее напоминание.

…Мы сидели за столом и грустно смотрели на остывающий ужин. Есаул чистил карабин. Не то, чтобы это действительно требовалось импульсному оружию – но руки занимало. Мари в свою очередь делала вид, что вовсе не беспокоится.

Выходило плохо.

К Халиловым я заглянул уже в потёмках – бросить вещи в гостевой комнате и кинуть что-нибудь в рот. Первое удалось куда успешнее второго.

За бездарно проведенные на более напоминавшей сборный пункт базе шесть часов структура на горизонте росла еще трижды, скачками и без особой системы, дотянув в итоге до десятка километров.

Сопромат вентилятором вертелся в гробу и тихонько плакал.

Сейчас строительство, кажется, остановилось.

Местный ОСО в лице двух усталых вахмистров и командовавшего ими тридцатилетнего вечного подпоручика с удовольствием переложил ответственность на столичного гостя.

Толку от их архивов не оказалось. Разве что сыскалось неплохое досье на господина Рейнмарка со списочком всей его сети в Новоспасске, давным-давно кормившей почтенного швейцарца отборной дезой. Я, честно говоря, вздохнул с облегчением – после знакомства с Апельсиновым, знаете ли, всякого ждешь…

Да и выводы из бумаг напрашивались неплохие: европейцу стоило доверять, насколько вообще можно верить лицам нашей профессии.

– Время, – коротко бросил я. – Мариетта Иоанновна, моё почтение.

Удалился тихо.

Этим двоим нужно попрощаться. Есаул пойдёт в штурмовой группе – так решили ещё днём.

…Как же я им завидовал! С кем мне прощаться? Может, и было б с кем, парень видный – да только всё не с той одной, что нужна.

На улице бросил взгляд на владения Халиловых. Неплохо устроились! Просторный деревянный дом, небольшое поле, на котором фырчал трубой роботрактор – шасси и двигатель уже местные, процессор и датчики земные.

Такие здесь у каждого рачительного крестьянина в заводе, а кто дело только начинает – общинный за малую мзду в аренду берёт.

Я тихонько вздохнул. «Терпкая грусть – очень русский порок», особенно если «грусть без какой-нибудь ясной причины»[2]. Из головы не шли слова ротмистра и философствования швейцарца.

Где он – мой предел возможного? И когда я шагнул за черту?

Скрывшись из Столицы под чужим именем? Раньше, избрав службу, на которой невозможно остаться чистеньким? Или отказавшись бороться и объявив то чувство, что некогда испытывал, мертворожденным? Разучившись радоваться?

Ответь, Господи!

Впрочем, Небо не спешило – быть может, сказало достаточно. А может, всё дело в том, что я перестал ждать от него ответа…

С крыльца бодрым аллюром скатился Харитон Семёнович. Махнул рукой: мол, пойдём.

Пошли. Молча.

– Мне не нравится план, – заметил он уже за воротами базы.

– Из разряда «нищие не выбирают», – ответил, ныряя за неприметную дверцу во внутреннем периметре.

– Скандал…

– Будет так и так. Подобьют? Значит, так судило Провидение. Нам нужна информация. Нужно понимание обстановки, – ступеньки из пластали будто стонали под подошвами.

Я привычно врал. На понимание надежды не имелось. Слишком чуждым представлялось то, что нависло с краю окоёма.

В ангаре ждал престарелый десантный бот в черном космическом камуфляже. Ждали и двадцать казаков.

Разведка. Будем надеяться – не боем.

…Ненавижу бронескафандры. Умом понимаю – не глупцы ладили, всё продумано. Но как вспомню, что в вакууме или токсичной среде эта штуковина легко и непринужденно рубит подстреленные руки-ноги владельцу ради сохранения герметичности – сразу фобия режется.

Зудит, паскуда.

До того тихо постанывавшие движки взвыли – мы подходили к точке высадки. Я глянул на обзорник. Внизу тьма непроглядная. Не поверишь, что под нами город, вернее, поселок на три тысячи жителей – корпораты тут зерно растили.

Но приборы не ошибаются, а пилоты с навигаторами, хотя и известные безумцы, к малым ошибкам не склонны. Уж если лажают – то фатально. Сам такой, по первой специальности.

– Господа мои, внимание на визоры! – план бойцам не озвучивали до последнего момента, так еще на базе условились. Настоящих буйных мало, не поймут.

– Работаем у самой стены Структуры. Поэтому действуем быстро и чётко. Задача: получить общее представление о происходящем, собрать любую возможную информацию и уйти. Спокойно и без лишнего шума. Приоритетные цели выделены на карте. Если что – не церемонимся. Недосуг. Вопросы?

Вопросов не было, и слава Богу – ответов чрезвычайно не хватало.

Тревожное молчание нарушил Халилов.