— Ясность — в этом все дело, — добавил Бог.

— Камо грядеши? — спросил Нимрод.

— Боюсь, что в Божественном космосе, который мы населяем, — сказал Майкл, засовывая кейс под мышку, — я больше не могу пытаться узреть истину, прикладывая силы в столь ограниченной области, как финансовые спекуляции. — И направился в файл. — Так что я ухожу в большой мир, где надеюсь обрести понимание природы высшей реальности.

— Дело в том, что я никогда не был уверен в том, что на самом деле люблю свою мать, — сообщил Нимрод, сильно помрачнев. — Юнг, конечно, спроецировал бы этот разговор в более мистическую плоскость.

— Даниил, я тебя отлично понимаю, — обрадовался Майкл.

И он действительно понимал.

Прошлой ночью Я перечитал Бытие. В целом написано неплохо, даже поэтично. В частности, нравится упоминание имени Моего как Всеведующего повествователя.

Не спрашивайте Меня, почему Я счел Башню в земле Сеннаар столь возмутительной. Просто счел, и все. «И вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать», — сказал Я. За этим последовало Мое известное всем проклятие: «Сойдем же и смешаем там язык их, чтобы один не понимал речи другого».

Но это их не остановило, не так ли? Они все равно делали все, что хотели.

На этот раз Я исправил свою ошибку.

Запрыгнув в лифт, Майкл нажал пуск. Мимо проносились магазины, и он вдруг понял, что в атриуме царит какая-то жуткая анархия. Вместо того чтобы продавать итальянскую спортивную одежду, служащие «Бьяджотти» увлеченно обсуждали творчество Данте. Вместо того чтобы покупать французскую обувь, толпа в «Журдане» организовала импровизированную «группу поддержки».

— Все дело в том, — всхлипывал паренек с заплаканными глазами, когда Майкл пробегал мимо, — что я все еще люблю ее.

На что стареющая дама ответила:

— Мы это видим, Уоррен, — видим.

Потрясающее зрелище ожидало Майкла, когда он проскочил через вращающуюся дверь и шагнул на Мэдисон-авеню. Толпа накинулась на демонстрантов — казалось, она ополчилась против самого святого Патрика. Люди бросали в участников парада битые кирпичи, засыпали их осколками бутылок, били свинцовыми трубами. Морозный воздух сотрясали вопли. Красными гвоздиками расцветали кровавые раны.

Со своего поста у входа с Пятьдесят шестой охранник Мануэль озадаченно созерцал дикий погром.

— И что думаете вы обо всех этих беспорядках? — спросил Майкл, подбегая к нему.

Ирландцы отбивались, используя все, что было под рукой, — жезлы, арфы, трубы, церемониальные дубинки.

— Зрители расшифровали подтекст парада, — ответил Мануэль.

Он избавился от своего акцента — или, скорее, сменил пуэрториканский мелодичный говор на неописуемую последовательность носовых звуков и модуляций Средне-Атлантических штатов.

— Подобное веселье как бы говорит: «На некотором нерелятивистском уровне мы, ирландцы, считаем, что являемся носителями высшей культуры».

— Не знал, что вы говорите по-английски, — изумился Майкл.

— На меня повлияли приливы. Мануэль поправил пробковый шлем.

— Я таинственным образом оказался сведущим в шифровании и расшифровке словесных посланий.

В этот момент из окруженной толпой шеренги вырвалась фигура — тамбурмажор в белом саржевом кителе, украшенном зелеными трилистниками, — и, шатаясь, поковыляла ко входу в Башню. Лицо перекошено от боли и залито кровью.

Мануэль кинул на незваного гостя враждебный взгляд, затем легонько тронул Майкла за рукав пальто.

— А теперь прошу меня простить, я на минутку отвлекусь и прострелю башку этому гребаному тамбурмажору. Видите ли, мистер Прит, я в принципе разделяю толкование толпы и воспринимаю как оскорбление скрытый этноцентризм этого мероприятия.

— Простите меня, — лепетал тамбурмажор, — но я невольно услышал ваше последнее замечание. Вы действительно намерены стрелять в меня?

— Я понимаю, почему, с вашей точки зрения, это неоправданная мера, — заметил Мануэль, вытаскивая «смит-и-вессон».

— Спешу заверить вас, что больше не являюсь ярым националистом, — промолвил тамбурмажор, отирая со лба кровь. — Как вы заметили, я начисто избавился от ирландского акцента. Более того, заговорил, как какой-нибудь чопорный выпускник английского колледжа.

— Я полагаю, вопрос в том, действительно ли смягчают национальный фанатизм, которому я собирался противопоставить свой револьвер, наша новообретенная языковая однородность и единство.

— Надеюсь, вы больше ничего не имеете против меня?

— Аu contraire[18], разве вы не понимаете, что теперь я могу ненавидеть само ваше естество, а не только ваши обычаи, национальные костюмы и язык? Я все еще чувствую в себе потребность пальнуть вам в голову из своей пушки, побуждаемый патологическими инстинктами, являющимися, по Дарвину, неизбежным наследием всех плотоядных приматов.

— Коль скоро вы ставите вопрос таким образом…

— Ergo[19]…

Как только вылетевшая из револьвера пуля снесла ирландцу голову, Майкл понесся сломя голову по Пятой авеню.

— Хочу немедленно уехать отсюда! — крикнул он, запрыгивая в затормозившее такси. — Как можно скорее через Гудзон.

Водитель-ямаец пристально посмотрел Майклу в глаза. Потрясающе, но это был тот же таксист, который подвозил Майкла на первую встречу со Всемогущим.

— Судя по отчаянию в вашем голосе, — промолвил ямаец, — предполагаю, что вас привлекает не сам по себе Нью-Джерси, а скорее идея Нью-Джерси, — его мелодичный акцент полностью исчез, — психологическая конструкция, которую вы связываете с возможностью побега от языкового водоворота, в который мы сейчас попали. Я прав?

— Абсолютно, — ответствовал Майкл. Бессвязный и грозный ропот ширящегося бунта заполнил все вокруг. — Тем не менее я надеюсь, что вы все же доставите меня в Южный Хобокен.

— Тогда, вероятно, туннель Холланда — наш единственный шанс.

— Согласен.

Таксист вывернул из общего потока, поймал зеленую волну, автомобиль беспрепятственно проскочил Сороковые и Пятидесятые и так до самой Двадцать девятой улицы, где повернул на Седьмую авеню и покатил дальше на юг. Еще одна зеленая волна, и впереди замаячил туннель. И никто не взимает плату за проезд. Город делал все, чтобы поощрить эмиграцию.

Таксист сбавил скорость, направил автомобиль к загону из желтых разметочных пирамидок в форме ведьмовских колпаков.

— Вы не собираетесь проезжать через туннель? — испугался Майкл.

Бывший растафари[20]объехал резиновый конус, остановил машину и улыбнулся.