Он вытянул правую руку, схватил меня за левую лодыжку и поднял. Внезапно я оказался на земле, а когда поднял голову, то увидел, что лежу на спине в двух метрах от него, жадно хватая ртом воздух. А он продолжал работать.

Я встал на ноги и бросился к нему. Не помню, чтобы он поднял голову, но иначе как он мог прикинуть траекторию моей атаки? Когда я уже не задыхался и выплюнул всю грязь изо рта, то попытался повернуться и сесть, но чья-то нога придавливала меня к земле. Я подумал, что это был он, но когда давление на спину ослабло и ясмог повернуть голову, то увидел покрытую синей шерстью фигуру охотника-фукса, державшего в левой руке копье. Оно не было нацелено на меня, но направить его на меня было бы делом секунды. Смысл послания был прост: не смей мешать святому человеку.

Часом позже он, впрягшись в кожаные ремни от хомутов, потянул на себя сани, и потом потащил их за собой, вниз кНаземному Мосту и дальше, в тундровую грязь. Он наклонялся вперед, стараясь не дать саням утонуть в этой каше, и пытаясь успеть вытащить их на твердый лед. Как персонаж старых голофильмов, где иной раз показывали кули, влезавших в упряжь и тащивших плуг, вспахивая землю.

Он исчез вдали, а уменя хватило ума, чтобы не спрашивать, убрался ли он насовсем и так далее. Он тащил за собой пустые сани.

А что будет на них, когда он вернется?

На них была толстая, сегментированная труба в полтора метра длинной.

Он сколол с нее лед, в котором она пролежала двадцать лет – и язнал, что это такое, и откуда оно взялось. О нем самом я такого сказать не могу.

Это была сердцевина лазера упавшего энергетического спутника «Дедал», орбита которого необъяснимым образом схлопнулась через два года после того, как энергетическая региональная служба Северного Мыса этот спутник запустила. Спутник был разработан для того, чтобы раскалывать на части ледники, которые слишком близко подползали к прибрежным поселениям, и потом растапливать эти части.

Спутник упал вЛедоландии, где-то между Восточным полюсом иХолодильником, двадцать лет назад. Я пролетал над обломками когда меня повязали вЭнрике, и летчик, доставлявший меня на Остров Медитаций, решил показать мне местные красоты. Мы смотрели вниз на обломки, ставшие ледяной скульптурой, изваянной ветрами.

И этот безымянный говнюк, бесцеремонно влезший в мою жизнь, ходил туда, и каким-то чудом выковырял изо льда лазерную пушку, да еще и ее энергетический блок, если я верно предположил, что было в здоровенной коробке у конца трубы, выковырял – и тащил черт знает сколько километров – но для чего? Два часа спустя я обнаружил, что он залез в один из люков, в шлюз, ведший к энергостанции базового лагеря, к реактору, к запасам дейтерия – к контейнеру, который надо было наполнять каждые шестнадцать месяцев. Своей установки для получения дейтерия у меня не было.

Он изучал энергоизлучатели, подававшие тепло и электричество в лагерь. Я никак не мог понять, что он пытается сделать, и на всякий случай заглянул в шлюз и заорал, приказывая ему утаскивать свои мощи оттуда, пока мы оба не замерзли насмерть из-за его тупости.

Вскоре он выбрался наружу, задраил люк и принялся возиться со своим лазером, которому место было на свалке.

В последующие недели я старался держаться подальше от него.

Он усердно работал над лазером, воруя всякие железки, которые ему удавалось найти на границе лагеря, хотя было очевидно, что экраны солнечных батарей, даже замедлив скорость падения «Дедала», не предохранили лазерную пушку от практически полного разрушения. Я понятия не имел о том, чего он хочет добиться, но надеялся, что если он эту железяку подлечит, то может быть, уберется к чертям – и не вернется.

В таком раскладе я оставался бы там же, где начинал: наедине с существами, которые не рисовали на скалах, не пели песен, не водили хороводы, не делали идолов. Представление об искусстве было им чуждо. Они реагировали на мои попытки общаться с ними на эстетическом уровне с безразличием детишек, вынужденных развлекать спятившую старую тетушку.

Для меня это было серьезным наказанием.

И вот в один прекрасный день он закончил. Он погрузил на сани лазер, какой-то самопальный приемник энергии, который он примотал к трубе, мой голопроектор, кожаную упряжь и какую-то подставку на треножнике. Потом он снова залез в шлюз, где проторчал около часа. Когда он вылез, то затеял беседу сАмосом, который явился словно по немому приказу. Когда он закончил свою беседу, то снова влез в упряжь и медленно потащил сани. Я было пошел за ним, чтобы понять, куда он нацелился, но Амос остановил меня. Он встал передо мной, вошел со мной в экстазис и посоветовал не тревожить святого человека и не трогать новые сети, которые он наладил в энергоблоке лагеря.

Все это, ясное дело, было выражено не вербально. Были просто смутные чувства и не слишком четкие образы. Намеки, впечатления, проблески интуиции. Но я понял послание. Я был один одинешенек на Острове Медитаций с молчаливого согласия дромидов. И так оно будет, если я не буду мешать святому страннику, пришедшему ниоткуда и накачавшему меня яростью по самые уши.

Так что я отвернулся от Ледоландии, скатертью дорожка всем странникам, и попытался найти какой-то смысл в тотальной бесполезности моей жизни здесь.

Но кем бы он ни был, я был уверен, что он не вернется. И яненавидел его за то, что он заставил меня понять, что я до сих пор лишь попусту тратил время.

Вечером у меня был малоприятный разговор с бирюзового цвета фуксом. На следующий день я сбрил бороду и стал подумывать о том, чтобы удрать отсюда.

В последующие два года мой гость приходил и исчезал одиннадцать раз.

Где и как он жил там, во льдах, я так и не узнал. Каждый раз, когда он возвращался, он казался все более и более худым и измученным, но и более исступленным и вдохновленным. Словно там, во льдах, он обрел Бога. В течение первого года фуксы затеяли настоящее паломничество, идя по его следам. Они исчезали на несколько дней, потом возвращались и садились, устраивая толковище. Я спросил Амоса: что они делали во время своей хиджры, и он – мы общались в экстазисе – ответил:

–Ему ведь надо жить, разве нет?

На что я ответил:

–Наверное.

При том, что мне хотелось сказать: «Необязательно».

Однажды он вернулся, чтобы забрать термокостюм. За это время у нас побывал корабль с припасами, и мне прислали термокостюм последней модели. Так что я не возражал, когда он сграбастал мой старый костюм.

Еще один раз он появился на похоронах Амоса Мудрого. Похоже, он даже руководил всей церемонией. Я стоял в общем круге и не произнес ни слова, потому что никто меня об этом и не просил.

И еще один раз он появился, чтобы проверить схему подключений термоядерного реактора.

Но по прошествии двух лет он не появился ни разу.

Теперь дромиды стекались отовсюду. Они приходили из самого далекого далека, пересекая Остров Медитаций, переходя Наземный Мост и двигаясь вглубь Ледоландии. Они появлялись сотнями, а потом и тысячами, минуя меня и исчезая в области вечной зимы. Пока не наступил день, в который они подошли ко мне, и их вожак, Бен Древний, вступил со мной в беседу, сказав: