–Нет, все в порядке… что, что… это было?

–Ты кричал во сне.

–Это от кофе.

–Кто такой Квинтана, Чарли?

–Никто. Просто человек. Никто.

–Чарли, с тобой творится что-то страшное.

–Заткнись, Бренда. Дай мне спать.

Молчание.

–О Боже.

–Ну, Чарли. Иди ко мне.

–Обними меня.

–Не плачь.

Молчание.

Они стояли рядом с еврейским магазином, выжидая, пока посетительница не рассмотрит всю кухонную технику. Наконец, она ушла, ничего не купив. И тогда Нокс сЭрни Бушером вошли внутрь.

–Мистер Капп,– сказал Эрни,– я пришел за моим диваном и набором кресел. Мы с другом уже подогнали грузовик.

Каппу было за шестьдесят. Когда он чему-либо удивлялся, его лицо покрывалось сетью глубоких морщин.

–Набор кресел, говорите? Будьте добры, напомните вашу фамилию.

–Бушер,– сказал Эрни. И произнес ее по буквам.– Вы сказали, что к сегодняшнему дню все будет готово.

–К сегодняшнему? В субботу? У нас не бывает доставки в субботу. Вы уверены, что мы говорили о субботе?

–Ну, ну, Капп,– произнес Эрни на октаву ниже.– Кончай свои еврейские штучки. Я заплатил тебе, ты сказал сегодня, так что гони мебель.

Глаза Эрни сузились, на лице заиграли желваки, он сжал руку в кулак, потом разжал ее и сжал снова. Эрни был непредсказуем, он слишком торопился.

Пархатый занервничал.

–Дайте мне минутку, я проверю книгу заказов. Когда вы оплачивали покупку?

–Не морочь мне голову, жидовская морда, гони мебель, пока я тебе кишки в спину не втоптал!

Капп начал бормотать что-то насчет ненужных оскорблений, но Эрни уже не надо было подогревать. Для партийного расследования уже хватало, все записывалось на диктофон. И когда Капп поднял правую руку, чтобы укоризненно покачать пальцем, Эрни перехватил его руку и сломал палец. Для Нокса все происходило слишком быстро, но раз уж началось, так началось.

–Попробуй только выстрелить в моего друга, ты, жидовский сучий потрох,– сказал он очень громко и отчетливо, чтобы диктофон зафиксировал каждый звук,– а как тебе такое угощение?

Одним движением он выдернул цепь, заправленную в брюки вместо пояса и сразмаха хлестнул Каппа по плечам. Заточенные звенья цепи рассекли одежду и кожу Каппа. Старик завопил, иЭрни отступил на шаг, чтобы не мешать Ноксу.

Нокс ощутил внезапную радость от своей миссии, но цепь была слишком обезличенной для такой игры. Он двинулся на маленького еврейчика с кулаками.

Эрни Бушер швырнул стол в витрину. Стол вылетел на улицу. Нокс схватил еврея за горло и придавил к стене. Тот барабанил каблуками по стене, не доставая ногами до пола. Размеренно, словно работая с мешком в спортзале, Нокс начал обрабатывать лицо Каппа: правая скула, нос, левая скула, нос, челюсть, нос – вот, нос уже сломался – левая скула, правая скула, нос, нос, нос. При звуке разлетевшейся вдребезги витрины люди на улице принялись разбегаться.

Они облили керосином столики и кушетки, свалили стулья в самом центре магазина и крикнули Уотсону, чтобы тот тащил напалмовые гранаты.

–Нокс, закругляйся!– заорал Эрни. Нокс нанес два последних удара по изувеченному лицу Каппа, потом взвалил низенького жиденыша на плечо и понес его к горе раскуроченной мебели в центре магазина. Он сбросил его с плеча, иКапп упал прямо на край разбитого стола. Позвоночник старика хрустнул, точь-в-точь как расколовшаяся фанера.

Нокс выбежал на улицу к остальным. Уотсон вручил ему напалмовую гранату, потому что это все-таки была миссия Нокса, иНокс, выдернув запал, швырнул гранату в проем разбитой витрины.

Они перешли на другую сторону улицы и, когда волна жара выхлестнула наружу, отвернулись, защищая глаза. Жар накатил, как сирокко, за ним налетела ударная волна, и все, что было в магазине, включая Каппа, ошметками вылетело через витринный проем. Следом за этой шрапнелью вырвались языки пламени, и все здание взлетело на воздух.

–Черт!– выругался Нокс. Кусок стекла поранил ему руку.– Черт дери!

Чарли Нокс. Человек, который.

Не задает себе лишних вопросов.

Даже если бы и мог, не стал бы задавать. Но он не может. Об этом позаботились. Он не может. Он даже не знает. Что они существуют.

Эти вопросы. И другие вещи в том числе.

Тренировка очень важна для Чарли Нокса. Для Нокса тренировка – это важно. Всегда быть в форме. Быть жестким. Потому что.

Это значит.

Выжить. А иногда чтобы выжить, надо быть жестоким.

Слабость убивает.

И тогда приходят люди в черном и…

Нет.

Их не бывает. Они сон. Они наваждение. Они чувство вины. Они фантомы. Их не бывает. Этих людей в черном, когда разверзается небо, и они входят.

Нет.

Подумай об этом. Нет.

–Почему ты так на меня смотришь?

–Как?

–Ты знаешь как!

–Тебе показалось.

–Ты все время это делаешь, все время.

–Ничего я не делаю. Заткнись.

–Ты никогда со мной так не говорил.

–Я говорю, как говорил всегда.

–Нет. Ты стал другим. Ты изменился, изменился!

–Заткнись.

–Ты сейчас словно животное, Чарли. Я боюсь тебя.

–Может, это и было нужно. Чтобы ты боялась. Может, это привело бы тебя в чувство.

–О чем ты говоришь?!

–Не ори на меня, а то я могу и врезать.

–Чарли, милый, что ты делаешь? Ты пугаешь меня.

–Не плачь. Извини. Ради Бога, извини. Просто… В подразделении будет очередная чистка.

–Но я-то здесь при чем?

Молчание.

–Чарли?

–Ничего. Прекрати плакать.

–Ты меня любишь?

Том Беквит был лучшим другом Нокса. Они вместе вступили вПартию, их жены постоянно обменивались своими секретами, их дети ходили в походы к периметру. Беквит ненавидел эту жизнь с бесконечной, тупой и бессмысленной работой на конвейере, идиотскими игровыми шоу на головидении, нашивки на рукавах за героизм и убогую ненависть ко всему чужому. Тед Беквит был членом подпольной группировки. Он старался не выдать себя, не показать ненависть ко всему, чем стал Нокс. Раньше Том думал, что когда-нибудь Нокс присоединится к ним. Они прогуляются у периметра, и он все расскажет Ноксу.

–В жизни должно быть нечто большее, чем митинги, тренировки и молебны о здоровье Президента,– сказал бы он Ноксу в тот день.– Должно быть. Мир не ограничен тем, что мы видим здесь, Чарли.