ничего понять… — какая-то одержимость..? Ольга, дрянная девчонка, если бы я сейчас был с тобой, я тебя, кажется, всю бы… не знаю, что бы с тобой я сделал… искусал бы, искромсал бы… — чего ты хочешь, дотерзать меня так, что я снова оторопею от пугающего сознания, что болен, что не закончу заветного, что не свижусь с тобой..? Я хочу, до метанья хочу тебя увидеть, быть с тобой, сердце свое вынуть и тебе дать — на, смотри, _ч_т_о_ там… _к_т_о_ там! Как в зеркале увидишь, и — только тогда поверишь, наконец, безумица, девчонка моя ненаглядная… что ты со мной делаешь, _з_а_ _ч_т_о?! Я два месяца был болен, терял себя, отчаивался, гнал мысли, и отдавался им… — ужас брал — _в_с_е_ рушится, и тебя не встречу, и все мое в хаосе, не завершено… — ну, раз я такой «мнитка», как одна глупая девчонка, которая дороже мне всего на свете, без которой мне _с_в_е_т_у_ нет, жизни нет… о, ми-лая… да как же тебе еще-то говорить? Слушай, глупе-нок, «сытая»… — твои письма, особенно от 4–5 авг. — в болях-то моих! — меня приканчивали… ты там такое наворотила… — ты что мне сказала?! — «подарки мне в тягость»! Ты что, с ума сошла… после всего? _в_с_е_г_о? Да ты поставь, безумица, себя на мое место… я бы тебе так писал! Все твое, все… — свет и радость и счастье мне… я целую, я безумствую от твоего… а ты про мое — «в тягость»! Не посылать? лишишь меня? Это твое безумство кричит, не сердце. Ты себя жжешь, — Господи, на глазах сгорает, и я бессилен..! «Ненужно и неуместно» — что-то я о Швейцарии писал? Да ты в своем уме? — как из ушата… да что ты… окстись! Конец этого письма — лекция о труде, отшвыриваешь мое все, что возносило меня, — ведь я часы считал, когда получишь… а ты свела — «добивается благодарения!» Ты очумела? Я швейцару духи оставил, ты о них не поминала, я затревожился, — дошли ли… а ты — «ну спасибо, еще раз!» Окстись, бешеная девчонка… у, как люблю тебя, себя не помню… Слушай. Завтра я подаю прошение. Опущу руки лишь тогда, когда стукнусь об стену лбом. Твой Ванёк будет с тобой, только бы дали разрешение. О, как я удесятерю свою жизнь, как ослепительно опалю ее, как всю душу тебе отдам, безумная-любимая! Глаза твои выпью своими, в себя вберу, в сердце волью, пусть сгорит… — люблю тебя… какое еще слово найти, чтобы сказать тебе, _к_а_к…?! Или ты только _д_е_л_у_ поверишь..? да? то-лько…?! Хорошо. От тебя зависит… Я страстно хочу тебя видеть… все забыть с тобой, в тебе, _т_о_б_о_ю_ ото всего закрыться… Ольга, Ольгунка, ласточка… — я все тот же, больше… глубже, нежней, крепче… о, как крепко! — Я здоров, в час добрый сказать. _В_с_е_ прошло. Снова мои бока становятся гладкими, есть хочется… — тебя бы съел, да жалко… очень уж ты ре-дкостная… глу-пая… — воображаю, какая же ты, когда…!? _В_с_е_ плавишь… — воображаю… ах, ты пожар-стихия! И как ты такая уродилась, счего..? Вулканы, что ли, столкнулись… и — выкинули такой цветок стихийный, огненный, — но помни, ты же не «купина»… — ведь ты сгораешь, бедная… меня-то хоть пожалей… я только тобой дышу, весь в тебе, все-гда!!! Ведь это болезнь меня в оторопь… я коченею… и все же, я через силу — «нервное спадание» было предельно! — писал тебе. Не могу я гореть годами безнаказанно. У меня же еще есть жизнь, внутренняя моя работа над сырьем, ждущим света! — пой-ми же, ведь ты же меня любишь, мое любишь… и знаешь ему цену! Ведь для него-то ты хоть часть меня уделишь, жадная?! не все же для себя… для тебя у меня особая сила есть, — увидишь меня, упьемся с тобой песнями сердца… если твое не остынет скоро, не утомится… — _в_с_е_ поймем друг в друге и _в_с_е, все возьмем друг у друга… Олёнок мой, я здоров, мой «барометр» — хочу писать! — вот самое верное. Но пока тебя не поцелую… не исцелую… не выпью, сколько силы хватит — не приступлю вплотную. Если же мне вплотную вложиться, тогда — _в_с_е_ на время захлопнется, я стану бессилен… знаю! Жду тебя, жду безумицы моей, и уже нет сил терпеть… — только бы увидеть, услышать, как стучит сердце твое. Во мне стучит… — оль-оль-оль… олька-олькушка… глупка-безумка… ты его так собой настучала, так налила собой… — вся кровь горит тобой… и я — безумец. Помни: Шахбагов твой слишком самоуверен, указывая на операцию. Где бесспорность данных? «Из одной и той же почки» — не довод. Почка почему-то ослабела, потеряла способность сопротивляться чему-то анормальному для нее. Ты тифом болела? Почка могла чем-то от тифа повредиться. И каждая инфекция — повторение, почка очень реагирует на инфекцию. Но главное: вот эту-то ослабленную еще мытарили, инструментами раздражали, лекарствами… — чего же тут не понять! Я читал, что, как последствие — от осмотров, от раздражений… и сколько через это — неверных диагнозов! И Серов подтвердил. Ни-ни, не соглашайся на операцию, — все испробуй, — вылечишься! Надо же на сто процентов быть уверенной, что операция — единственное. Так какой-то твой доктор правильно сказал. Так и мой говорит. Надо прежде всего укрепить «главный регулятор» и главный оплот против болезней, — «центральную нервную систему». Она у тебя не защищает тебя! Разве я не вижу, как ты вся разболталась! Да, вся. И не щадишь себя. Ведь новое заболевание твое — «жар»… писала ты… — может опять влиять! Застрахуй себя от гриппа! молю! Приказываю тебе! Ты помни: ты не только себе принадлежишь, ты — моя, ты мне себя подарила-отдала, всю себя… помни! И я требую, как права, — обереги же себя, хоть из жалости ко мне, Олюночка! Я не слова пишу, когда говорю — люблю… — я сердце свое тебе отдал, оно твое… так побереги же его, если оно тебе хоть чуть дорого. Оля, во имя того, что мы с тобой создадим в творчестве… побереги себя, меня… Я повторяю: твой рассказ очень хорош, и погрешности какие — я лично укажу тебе. Но для меня — несомненна твоя сила. Знаток по зерну определит урожайность, добротность, качество. Я _з_н_а_ю, _ч_т_о_ ты можешь, — клянусь тебе всем святым… — в этом лгать никто и ничто меня не может заставить. Ты мнительна, ты _р_о_б_к_а, при всем твоем бешеном характере, при всей твоей «гордыне». И все это не недостатки твои, я _з_а_ _в_с_е_ тебя люблю, всю тебя цельную Ольгунку. У кого нет «червоточинки»? Я тебя-румянку, яблочко