И Пузыревский не ошибался.

С удалением из Имеретии митрополитов и царевны Дареджаны во главе движения стал князь Иван Абашидзе, один из всех успевший избежать ареста и нашедший себе убежище в Гурии, у князя Койхосро Гуриели, дяди тогдашнего гурийского владетеля, Мамия. К нему спешило теперь все, что было недовольно действиями русского правительства. Центр возмущения передвинулся в Гурию.

Страна эта, известная в древности под именем Лазики, наполнена памятниками, по которым, как по открытой книге, читается история народа и его древнего образования. Здесь руины старых укрепленных замков римских императоров перемешиваются с остатками древних городов, с их христианскими памятниками – церквями. Греки, римляне, венецианцы, евреи и персы, христиане, магометане и огнепоклонники попеременно занимали этот цветущий край, бывший ареной постоянных тревог и борьбы. Народы исчезали здесь один за другим со своими богатыми цветущими колониями, оставляя заступавшим их место только слабые следы своего существования.

Трудно определить, в каких отношениях была в древности вся эта область к царям грузинским. Феодальная подчиненность им всех земель, составлявших коронное достояние грузинского народа, которую застала история, позволяет думать, что и Гурия была также ленной областью Грузии, но удержала свою племенную особенность. Возникавшее могущество грузинских властителей соединяло по временам весь картвельский народ под один общий скипетр, но не утверждало общего чувства народности. Достоверно известно, однако, что до царствования Баграта I, то есть до IX века, Гурия принадлежала грекам, но с ослаблением власти восточных императоров они должны были мало-помалу отказываться от прав своих на отдаленные береговые земли, а грузинские цари, пользуясь этим, завладевали Гурией и управляли ею через эриставов – звание, из всех в Гурии древнейшее. После несчастного разделения царства между тремя сыновьями Александра I является звание атабека Гурии. Но уже с конца XV века правители ее стали называться прямо владетельными князьями с титулом Гуриелей.

Вскоре после того Гурия делается добычей турок, и гуриец всей душой ненавидит их до настоящего времени. Воинственный и гордый, он не может простить им унижения, которому они подвергали его отечество в былые времена набегов, накладывая святотатственную руку и на гробы его владетелей, и на его бедный дом, на жену и детей, не щадя и оскорбляя даже самую святыню церквей. Но прошло и это время со всеми его ужасами, Гурия успокоилась было под мощным скипетром России, как вдруг имеретинское движение вовлекло ее снова на изменчивый и шаткий путь воинственного возбуждения.

Укрывшись в Гурии, в замке князя Койхосро, князь Абашидзе повел ревностную агитацию, призывая имеретин к оружию. Князь Койхосро, в душе всегда сочувствовавший русским, не мог не понимать последствий своего фальшивого положения, но, по народным обычаям, он не мог поступить иначе, чтобы не подвергнуться позору за отказ в гостеприимстве людям в несчастии, а тем более родственникам. Так в борьбу вовлечен был этот замечательнейший человек Гурии, на котором стоит остановиться.

Койхосро Гуриели, третий сын владетельного князя Георгия, с самого детства, по обычаям страны, предназначался к занятию важного духовного сана шемокмедского епископа и получил самое лучшее по тогдашнему времени образование: он говорил на многих языках и читал в подлиннике латинских и греческих классиков, что в стране, подобной Гурии, было чрезвычайной редкостью. Но пылкий, страстный характер Койхосро скоро, однако, отклонил его от предназначенного ему жизненного пути. Не чувствуя влечения к монашеству, он, уже посвященный в дьяконы, сложил с себя духовный сан и стал одним из блестящих политических деятелей своей страны в смутное время конца прошедшего столетия, когда Гурия признавала еще над собою власть Турции, а Турция опустошала и грабила край без всякой пощады.

По смерти владетеля Гурии Симона (преемника Георгия) законным наследником остался трехлетний сын его, Мамий. Пользуясь его малолетством, беспокойные дядья его, братья Койхосро, Вахтанг и Леван, попеременно захватывали власть в свои руки, наполняя страну ужасами междоусобия. Койхосро Гуриели, уже тогда известный своим умом и силой характера, заступился за малолетнего владетеля, выгнал Вахтанга в Турцию, смирил Левана и при ничтожных средствах сумел водворить порядок и спокойствие в стране, где в продолжение многих веков царило одно только право сильного. Эта темная сила, вконец губившая родину, олицетворялась в мятежных моуравах, князьях и сильных азнаурах, которые, запершись в свои заоблачные крепкие замки, предавались разбойничьему образу жизни.

На Аджарском хребте, отделявшем Гурию от турецких владений, поныне множество развалин старых замков и крепостей – Асканы, Ликауров, Байлети и других. Пустыми стоят теперь эти разбойничьи вертепы; рука времени довершила то, чего не сделали люди: рассыпались стенные зубцы, стены башен треснули, в расселинах выросли деревья и плющ своим изумрудным ковром покрыл развалины – могильные памятники прошлого. Человек давно уже не живет здесь, и лишь ящерицы да змеи, “злые, но, быть может, менее зловредные и ядовитые творения, чем прежние обитатели этих замков”, выползают из своих нор, да ворон, сидя на вершине башни, каркает еще, как будто жалуясь, что нет ему теперь уже прежней кровавой пищи, что не выбрасывают из замков трупов – обычных жертв насилия и вероломства, своды подземелий пробиты все тем же неумолимым временем, и луч солнца свободно входит туда, где сидели в цепях истомленные узники или назначенные в продажу для турецких гаремов красавицы...

Но тоща, в конце минувшего века, развалины были еще полны жизни, и из этих-то логовищ владетели замков выезжали на дороги с целыми шайками, грабили жителей и, забирая в плен красивейших женщин, девушек и мальчиков, продавали их в Турцию. Этот постыдный торг обратился наконец в постоянный и прибыльнейший промысел. Не только люди, чуждые друг другу по крови, но даже родственники перестали ценить священные узы, связывавшие их,– муж жену, отец дочь, брат сестру влекли на невольничий рынок и продавали пограничным туркам.

Койхосро не мог оставаться равнодушным зрителем такого глубокого падения родины и сумел обуздать своевольных разбойников-князей. Поныне памятна в стране борьба, которую вел Койхосро против двух злейших врагов порядка, двух моуравов: асканского – Давида Асатиани и ланчут-ского – Забуедиля Жардония.

Народное предание облекло падение Асканы легендарным ореолом, и в этой легенде рисуются в ярких чертах и характер Койхосро, и состояние в тогдашней Гурии нравов.

Построенный в глубоком ущелье, на отвесной скале, Асканский замок по выгодному местоположению более других крепостей представлял собою надежный оплот и притон для разбойников. В нем, после буйно проведенной молодости, доживал свой век старый Давид Асатиани, окруженный толпой своих родных, таких же своевольных и непокорных, как он сам, и всяких людей, отверженных родиной, укрывавшихся здесь от преследования закона.

Много мер было предпринято со стороны Койхосро, чтобы истребить Аскану, но все они были безуспешны, а от этого только умножалось число приверженцев Асатиани. Склонить его на мир, заставить добровольно отказаться от разбойничьей жизни нечего было и думать, и напрасно Койхосро засылал людей, предлагая старому Давиду сдать его неприступную крепость, чтобы получить взамен ее лучшие поместья Гурии. Гордый и надменный владелец замка упрямо отвергал все предложения. Уверенный, что в стенах древней Асканы он непобедим и не имеет надобности в чужом покровительстве, Асатиани не хотел отдаться без боя в руки того человека, к которому питал непримиримую ненависть, А между тем и оставить Асатиани в том положении, в которое поставили его смуты края и междоусобные раздоры князей, было еще менее возможно. Тогда Койхосро решился прибегнуть к помощи измены и предательства. К этому-то событию и относится легендарное сказание об Аскане.