Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По усмирении Рачинского округа отряды Горчакова и Власова с двух сторон двинулись к Хонийскому ущелью, и первого июля, после незначительной стычки, оно было занято. Абашидзе бежал в Турцию, и население изъявило покорность. Восстание в Имеретии потухло.
Заслуга русских войск в этом походе заключалась не в битвах, а в необыкновенной быстроте движений, предупреждающих мятежнические попытки. И потому прочное подавление мятежа, вместе с тем почти не стоило крови.
Теперь Вельяминов двинулся в Гурию.
Двадцать четвертого июня войска его подошли к Шемокмеди.
Шемокмеди одно из замечательнейших мест в Гурии, как в отношении историческом, так и по живописному своему положению. Над древней обителью с кафедральным храмом, которому когда-то подчинялась вся Гурия, пронеслось не одно столетие, но величавое здание выдержало напор всесокрушающего времени и гордо противостояло даже разрушительному действию политических бурь. Пролетевшие над нею века положили только печать глубокой древности на громадные глыбы голубого порфира, из которого сложен храм; они поросли мхом и обвились плющом, неразлучным спутником развалин Гурии и Имеретии. Другая церковь, меньшая, но такая же древняя, замечательна тем, что в ней хранятся летописи Грузии, нечто вроде Киево-Печерского патерика,– долгий труд шемокмедских иноков. Самый монастырь, осененный старыми каштанами, этот немой свидетель треволнений, пережитых Гурией, есть вместе с тем и страж праха нескольких поколений ее владетелей. Их скромные саркофаги, сложенные из тесаных плит, покрывают весь пол церкви, но святотатственная рука турок, во время набегов, не пощадила и последнего жилища могущественных некогда соседей.
Отсюда, с вершины замка, глаз обнимает почти всю Гури, часть Мингрелии и Имеретии и теряется в зелени сплошных лесов, сливающихся в неясную синеву на далеком горизонте, окаймленном громадой гор, снеговые вершины которых кажутся отсюда неподвижными облаками. С другой стороны – далекое, безбрежное море...
Вельяминов нашел Шемокмеди готовой к обороне. Три роты сорок четвертого егерского полка, под командой майора Михина, двинулись на приступ – и под огнем неприятеля менее чем в полчаса овладели высокой лесистой горой. Пока егеря ломились в ворота замка, генерального штаба штабс-капитан Боборыкин обошел его с противоположной стороны, нашел там дверь и приставленную к ней лестницу, по которой солдаты тотчас же и пробрались внутрь замка, Но там никого уже не было. Шемокмеди было разрушено, поля и виноградники окрестных жителей – уничтожены. Самый замок был истреблен до основания; в нем оставили одну только церковь и при ней построили полковнику Пузыревскому гробницу. Владетельный князь Мамий прислал к Вельяминову и самого убийцу Пузыревского, молодого человека, который сознался, что будто бы был подговорен на то Койхосро Гуриелем; его загнали сквозь строй на самом месте преступления. Гурийцы просили пощады – и Вельяминов вернулся в Озургеты.
Отсюда сделана была еще экспедиция в Мингрелию, в которую входили пять рот с двумя орудиями, под начальством того же майора Михина. Взятие приступом села Гведы, где был известный монастырь, положило и здесь конец мятежу. Более упорные жители при приближении войск сами зажигали свои дома и башни, забирали имущество и бежали в Поти. Остальное население успокоилось. Церковная реформа повсюду была проведена уже без препятствий.
Ермолов был необыкновенно доволен быстрым подавлением восстания, и это отразилось в приказе его, отданном по корпусу.
“Беспокойства, в прошлом году в Имеретии оказавшиеся,– писал он,– прекращены были мерами кроткими. Готовый к снисхождению, дал я виновным время раскаяться; напротив, возгорелся вскоре мятеж, сопровождаемый злодеяниями. Неприлично вам было, храбрые воины, терпеть гнусную измену Государю великому и великодушному, и наказание должно было постигнуть изменников. При появлении вашем рассеялись мятежные скопища; спасения искали они в лесах и твердых местах, доселе почитаемых непроходимыми; но что может быть препятствием, когда вас предводят начальники благоразумные? Итак, мятежникам бегство осталось единым спасением. Равно уважаю, храбрые товарищи, неустрашимость вашу и усердие. Не потерпим изменников, и не будет их. Благодарю, между войсками, и сорок четвертый егерский полк, который как чувствовать, так и отмщать умеет потерю своего начальника. Не существует следов крепости, где лишен жизни полковник Пузыревский. Так, по истреблении изменников одно имя их остается в поношении”.
О судьбе лиц, принимавших участие в имеретинских беспорядках, можно сказать немногое.
Преосвященный Феофилакт, давший своими неосторожными действиями первый толчок восстанию, умер от желчной горячки в июне 1821 года во время объезда своего экзархата. Он скончался вблизи Сигнаха, в монастыре святой Нины, где и поныне находится его гробница. Брат мингрельского Дадиана, Георгий, был арестован и сослан на службу в дальние гарнизоны Сибирского корпуса. Мамия постигла еще более печальная судьба. Привязанность, которую сначала питал к нему народ, после событий 1820 года исчезла, и под конец своей жизни, испытывая домашние огорчения, чувствуя себя одиноким и всеми покинутым, он впал в меланхолию, и умер двадцать первого ноября 1826 года двадцати семи лет от роду. Детям Койхосро через год позволили возвратиться на родину, но сам он не захотел воспользоваться амнистией, остался за границей и поддерживал переписку с Мамием до самой смерти последнего. Несмотря на свое изгнание, как умный и опытный человек, он в своих письмах постоянно предостерегал его, чтобы тот никогда не полагался на турок, а оставался бы верен России.
Так окончилось недоразумение, возникшее между двумя единоверными народами, сошли со сцены деятели его, а затем исторические волны смыли и все следы людского неразумия.
По берегу Черного моря, начиная от Гагр до реки Ингуры, лежит Абхазия – одна из благодатных стран Кавказа, покрытая вечной, неувядающей зеленью. Здесь под открытым небом растут лимонные, персиковые и чайные деревья, цветут киномоны, розы и лавры, есть целые пальмовые рощи, и громадные девственные леса еще неприступнее и диче, чем леса Мингрелии и Имеретии. Всякая растительность, имеющая характер трав и кустов, под влиянием абхазского солнца принимает древообразные формы, достигая гигантских размеров. Тонколиственные азалии, со своими красивыми желтыми цветами, испускающими тяжелый, одуряющий запах, вытягиваются до шести аршин и покрывают собою долины и поля Самурзакани и Абхазии; гигантский папоротник встречается в виде густых и частых посевов; коленчатый рододендрон – краса Черноморского прибрежья, с длинными листьями и роскошными лиловыми букетами, образует целые чащи по скатам и оврагам. И надо всем этим раскидывают темно-зеленую листву античные деревья: чинар, бук, каштан и пальма...
Край этот мог бы считаться одним из прекраснейших уголков земного шара, если бы не его нездоровый климат. Громадные леса, особенно колоссальные папоротники, скрывают под собою болота, служащие источником губительных лихорадок. Опыт показал, однако же, что если папоротник выкашивать три года сряду, то он погибает окончательно, и тогда на месте нездоровых болот образуются превосходные покосы и луга. Это обстоятельство так важно и так очевидно, что перед ним не устояла даже классическая лень абхазцев, и там, где они истребляли папоротник, климат быстро изменялся к лучшему.